зыбком синем воздухе раскатисто пели кавалерийские трубы, позвякивали шпоры и 
амуниция, слышались отрывистые и быстрые выкрики офицерских команд. Потом разом 
дрогнула загудевшая под копытами земля, и полк, взметнувший облако невидимой в 
ночи и лишь ощутимой на зубах пыли, куда-то умчался. Одно и успел узнать Денис 
— что из Херсона прибыл Суворов, остановившийся сейчас в десяти верстах отсюда, 
в Стародубском лагере, куда и затребовал спешно для смотра и маневров прочие 
кавалерийские полки.

Теплая волна радости захлестнула сердце: Суворов здесь, Суворов по соседству, и 
уж теперь-то Денис с Евдокимом его непременно увидят.

Уговорить матушку не составило труда, ей и самой не терпелось взглянуть на 
прославленного генерала. Приказав заложить коляску, Елена Евдокимовна, 
прихватив сыновей, рано поутру пустилась вслед за полком к Стародубскому лагерю.
 Но и здесь никого, кроме караульных, не оказалось. Где-то вдалеке, за покатыми 
холмами, клубились и грохотали идущие полным ходом маневры.

Лишь к полудню появились у лагеря первые усталые эскадроны. Прибыл и отец со 
своими офицерами, все запыленные и утомленные, но еще возбужденные только что 
завершенной экзерцицией[10 - Экзерциция — учение.]. Имя Суворова у них не 
сходило с уст. Однако в этот день Денис с Евдокимом своего кумира так и не 
увидели.

С рассветом войска снова выступили из лагеря для продолжения маневров. Елена 
Евдокимовна с сыновьями устремилась за ними в коляске. В ту же сторону 
двигалось множество народу: и в легких бричках, и в тяжелых каретах, и пешком. 
Глянуть бы глазом на столь известного полководца жаждали все — и местные 
помещики, и торговцы, и провинциальные барышни, и дворовые.

Сневысокого косогора, поросшего диким вишняком, где толпился любопытный люд, 
только было и видно, как вдали в клубах желтоватой пыли в глухом неумолчном 
гуле перекатывались, то сшибаясь, то расходясь врозь, конные лавы.

Сколь ни напрягали зрение Денис с Евдокимом, более ничего им рассмотреть не 
удавалось. Матушка велела поворотить коляску к лагерю, сказав сыновьям в 
утешение, что там ныне его повстречать куда надежнее.

Так оно и случилось. Едва они возвратились и разместились в отцовской палатке, 
как заслышали снаружи приближающийся шум и крики. Денис с Евдокимом проворно 
выбежали на волю и саженях в ста увидали группу офицеров, скачущих к лагерю, 
среди которых они сразу же узнали округлую и плотную фигуру отца. Во главе же 
группы на так хорошо знакомом саврасом калмыцком коне, на котором постоянно 
езживал Денис, стремительно мчался Суворов — в белой распахнутой рубашке, в 
узких белых же полотняных штанах. Никаких лент и орденов на нем не было.

Этот момент первой встречи с великим полководцем навсегда запечатлеется в 
сердце и памяти Дениса. Яркое, как солнечная вспышка, ощущение безудержного 
душевного порыва, испытываемое им сейчас, он сможет потом, даже через много лет,
 пережив неоднократно заново, передать с исчерпывающей полнотою в своих 
записках: «Я помню, что сердце мое упало, — как после упадало при встрече с 
любимой женщиной. Я весь был взор и внимание, весь был любопытство и восторг...
»

Разом и навсегда отпечатается в его памяти и прямая, быстрая, сухощавая фигура 
Суворова, и его изрезанное резкими морщинами обветренное и загорелое лицо, 
живое, открытое, с быстро меняющимся выражением, чего впоследствии он так и не 
сможет разглядеть в виденных им многочисленных живописных и скульптурных 
портретах славного полководца, за исключением разве что его посмертного бюста, 
отлитого и отчеканенного мастером Василием Можаловым «под смотрением профессора 
Гишара» в 1801 году...

Разогнав саврасого коня, Суворов чуть было не проскочил мимо, направляясь к 
своей командирской палатке, и тут, на счастье для ребят, позади послышался 
голос его бессменного ординарца казачьего вахмистра Тищенко:

— Граф! Что вы так скачете, посмотрите — вот дети Василья Денисовича!..

— Где они? Где они? — живо откликнулся Суворов и тут же, заметив мальчиков, 
остановился.

Подскакали и прочие офицеры и адъютанты, с которыми был и отец.

— Гляди-ко, какие молодцы у тебя, Василий Денисович, — кивнул ему Суворов с 
улыбкою. — Помилуй бог, молодцы!..

Узнав имена ребят, он подозвал их поближе и уже с серьезным видом благословил 
каждого.

— Любишь ли ты солдат, друг мой? — быстро спросил у Дениса.