Денис Давыдов извлек припасенную загодя зрительную трубу. Она тотчас же 
приблизила к глазам лодку Наполеона. Повелитель французов был виден отменно. Он 
стоял особняком от своей свиты, почти на самом носу, со скрещенными на груди 
руками, в своей излюбленной и известной по многим литографским изображениям 
позе, которую он, надо полагать, держал в ответственные моменты, дабы еще более 
закрепить тем самым свою легендарность. Был он и в той же маленькой шляпе, 
форма которой была знакома всему свету. Однако остальная одежда выглядела иначе.
 Вместо традиционного длиннополого серого сюртука, о котором тоже ходили толки, 
на Бонапарте красовался парадный мундир его старой гвардии — синий с красными 
отворотами и лентою Почетного легиона через плечо...

Обе лодки шли ходко. Однако Бонапартова успела причалить первой. Нескольких 
выигранных мгновений вполне хватило Наполеону, чтобы поспешно ступить на плот и 
уже как хозяину встретить русского царя, который теперь вынужден был играть 
роль приветливого и покладистого гостя...

Денис Давыдов запрятал свою зрительную трубу. Более смотреть было не на что.

Хотя свидание императоров и проходило без свидетелей, в обстановке сугубо 
интимной и уединенной, кое-какие подробности их первой беседы стали тут же 
известны по обоим берегам Немана. Сначала лицам особо доверенным, а затем, как 
водится, и многим прочим, имеющим к сему событию повышенный интерес.

Вполне естественно, что здесь правда легко обрастала вымыслом, а желаемое столь 
же просто выдавалось за действительное. Причем каждый непременно хотел уверить, 
что уж его-то сведения самые что ни на есть достоверные, «прямо... (следовала 
многозначительная пауза) оттуда...».

Рассказывали, что буквально первою фразой Александра I, ступившего на неманский 
плот, была следующая: «Государь, я так же, как и вы, ненавижу англичан». — «В 
таком случае, — ответил Наполеон, — мир заключен».

Разрыв с Лондоном тем самым был уже предрешен.

Далее последовала очередь Вены. Не дожидаясь предупредительного реверанса 
русского царя, Наполеон сам пошел в атаку. Отношения Франции и России, ежели 
теперь они установятся, должны напоминать, подчеркнул Бонапарт, брачный союз по 
любви, который он намерен оберегать с супружеской ревностью. Тут Наполеон и 
сказал, имея в виду Австрию, ту самую фразу с привкусом казарменной сальности, 
что с удовольствием будут впоследствии цитировать историки: «Я часто спал 
вдвоем, но никогда втроем».

Александр I, с раннего отрочества питавший слабость к цитерным утехам, нашел 
эти слова «прелестными».

Ни о каком сближении с Австрией теперь можно было уже и не помышлять.

Отрешиться с такою же легкостью и от Пруссии русский царь никак не мог. 
Династию Романовых — Голштейн — Готторпских связывали с королевским домом 
Гогенцоллернов слишком тесные, в том числе и союзнические, договорные узы. 
Перемирие с пруссаками, расколотив в пух и прах их армию, Наполеон покуда так и 
не подписал. Условия победителя по отношению к ним были жестокими до крайности. 
Он требовал безоговорочной сдачи вместе с гарнизонами тех последних крепостей, 
которые войска Фридриха-Вильгельма еще сохранили каким-то чудом в Силезии и 
Померании.

Александру I надобно было хоть как-то облегчить участь своей союзницы и 
избавить ее от дальнейших унижений. Кое-что ему, видимо, удалось. Во всяком 
случае, на вторую встречу императоров, состоявшуюся на следующий день на том же 
неманском плоту, был приглашен и Фридрих-Вильгельм. Правда, Наполеон не 
преминул по отношению к нему дать волю своему злословию.

Никогда не прощавший обид, он вспомнил и о том, что первый министр Пруссии 
барон Гарденберг перед войной нанес ему оскорбление, отказав в аудиенции 
французскому послу. В отместку Бонапарт отказывался теперь вести с этим 
министром какие-либо переговоры.

Прусский монарх растерянно переминался с ноги на ногу, шумно отдувался, мял в 
руках шляпу и отвечал что-то маловразумительное. Тут, как говорится, было не до 
собственного унижения. Слава богу, заносчивый победитель более не требовал от 
него сдачи крепостей...

В отношениях же с Александром I Наполеон решил с самого начала придерживаться 
иной тактики. Он делал ставку на очарование и обольщение.

Готовясь к встрече в Тильзите, Бонапарт ни на минуту не забывал тонко 
продуманных и, как всегда, безошибочных советов Талейрана. Союзу, который 
должен установиться с Россией, необходимо придать черты личной и трогательной 
дружбы двух императоров. Нужна видимость их полнейшего доверия друг к другу.