Впечатлительный русский царь легко поддается идеям, облеченным в красивую и 
возвышенную форму. Поэтому следует менее всего касаться практических сторон и 
избегать каких бы то ни было опасных обязательств. Нужно более говорить о 
будущем, чем о настоящем, удовлетворять скорее самолюбие Александра, чем 
насущные интересы его народа.

Начиная «войну улыбок», Бонапарт явно недооценил своего противника. Чем-чем, а 
искусством притворства и коварного обаяния Александр I владел в совершенстве...

После завершения второй встречи на плоту, в тот же самый день в 6 часов 
пополудни в ответ на любезное приглашение Бонапарта русский царь переехал на 
жительство в Тильзит.

Когда Петру Ивановичу Багратиону предложили находиться при квартире государя в 
Тильзите, он тут же сказался больным.

Для большей убедительности, несмотря на установившуюся жару, князь накинул на 
плечи свою отороченную каракулем бекешу и велел корпусному медику варить по 
старинному кавказскому рецепту снадобье из трав «для утишения в организме 
желчи». Он пил густой зеленовато-коричневый отвар, морщился от горечи и лукаво 
подмигивал Денису Давыдову:

— Ежели кто из высших поинтересуется здравием моим, ответствуй одно: совсем-де 
плох князь Петр Иванович, в лекарстве себя содержит.

По той же самой причине, сказывали, разом занемог и атаман Платов. Этот, правда,
 пользовал себя не отварами, а лихой донской горчишной настойкою, которую он 
издавна почитал целебным средством от всех болезней разом.

Многие же другие генералы и офицеры, особенно молодые, наоборот, рвались в 
Тильзит. Однако посещать тот берег, окромя как войскам конвоя, находящегося при 
особе государя, и узкого круга лиц, приписанных к главной квартире, никому в 
армии дозволено не было.

Хотя на Дениса Давыдова, как на адъютанта Багратиона, запрет на поездки в 
Тильзит не распространялся, он поначалу неотлучно находился при князе. Порешил 
для себя накрепко: на тот берег ни в коем разе не проситься. Однако, чего греха 
таить, побывать там хотелось. И даже очень...

Багратион, разумеется, сумел распознать это сразу же:

— А ведь сдается мне, брат Денис, что ты в гостях у Наполеона побывать великое 
желание имеешь. Али не так?

— Истинно так, Петр Иванович, — ответил, зардевшись, Давыдов. — К чему душой 
кривить, ежели вы и так все знаете...

— У меня свой взгляд на сей предмет. Я с врагом либо сражаюсь, либо мирюсь. 
Однако братание с неприятелем ни в обычае, ни в характере моем... А от меня сей 
воинской непристойности ныне требуют. Я же солдат, дипломатическим тонкостям не 
обучен. Только дров, прости господи, наломаю. С тобою же — дело другое. На тебя 
я не токмо как на адъютанта своего, храброго и честного офицера смотрю, но и 
как на человека пишущего. Тебе все надобно своим глазом повидать. И торжество, 
и позор отечества нашего. Авось пригодится...

Багратион взял перо и, сломав брови на переносье, быстрыми решительными 
взмахами набросал что-то на листе бумаги.

— Свезешь сию записку князю Лобанову. Будешь при главной квартире столько, 
сколько тебе надобно будет. Уверен, что ни в какие свары не ввяжешься и ни 
своего, ни моего имени не посрамишь... Да, ежели генерала Ланна там 
повстречаешь, поклон ему от меня передай пренепременно. Как-никак корпус его мы 
в последних боях потрепали знатно. Долго меня помнить будет... Ну, с богом!



Вскорости Денис Давыдов при полном параде, в сверкающем черным глянцем кивере и 
полыхающем золотою шнуровкою красном лейб-гусарском ментике переправился на 
дежурной барке в Тильзит.

Маленький приграничный городок, волею судьбы ставший центром исторического 
события, гудел от многолюдства и был празднично разукрашен.

Выполнив поручение Багратиона, Денис Давыдов собирался уже отправиться к своим 
друзьям-сослуживцам из лейб-гусарского полуэскадрона государевого конвоя, как 
вдруг в главную квартиру, сияя богатым шитьем обер-шталмейстерского мундира и 
двумя звездами на груди, пожаловал Коленкур. Его аристократически-утонченное 
лицо выражало надменную и наглую учтивость, и сразу же напомнило Давыдову 
заносчивого Перигора. Та же холодная и даже язвительная полуусмешка, та же 
манера вскидывать подбородок и чуть клонить набок голову, тот же рассеянный,