Дома нынче тоже только что и разговоров — о Суворове. Особенно с той поры, как 
недавним рескриптом государыни Екатерины II он сызнова направлен со шведских 
пределов на юг и ему препоручены войска «в Екатеринославской губернии, Тавриде 
и во вновь приобретенной области». Теперь и отцовский Полтавский легкоконный 
полк, и три прочих кавалерийских, стоящих лагерями по соседству вдоль прибрежья 
Днепра, — Переяславский конно-егерский, Стародубский и Черниговский 
карабинерные, командиры которых со своими офицерами бывают у Давыдовых запросто,
 — подчинены непосредственно генерал-аншефу Суворову. Новость эту встретили в 
полках бурной радостью. Служить под его водительством уже почиталось честью.

— Коли граф Суворов корпус наш принял, значит, все будет как надобно! — 
возбужденно говорил отец, широко улыбаясь и довольно потирая руки.

— А тебе оно, конечно, без пальбы-то скучно, — поджимала тонкие губы матушка. — 
Все бы тебе в драку. Чай, уж не молоденький. Вон дети-то, — она кивала на 
смирно сидящих рядом сыновей, — тебя подпирают, что Денис, что Евдокимушка. 
Почитай, совсем солдаты. В доме-то их и не вижу, все при твоем лагере...

— Да я про то, душа моя, — веселым голосом продолжал отец, — что время-то ныне 
больно тревожно, вспышливо, аки порох. Доподлинно ведомо: турки в приграничных 
областях снова вооружаются, а Польша, недовольная разделом, к возмущению готова 
и зарится на Украину. Так что одна весть о бытии здесь Суворова на все 
зломыслящие противу нас стороны свое действие возымеет и к вящему утишению 
событий послужит.

— Эк ты об утишении-то событий печешься, — качала головою матушка. — Что-то я 
такого за тобою и не упомню...

— Ну уж, коли граф Александр Васильевич укажет на ворога, то мы, конечно, с 
готовностью, на то она и служба наша, — бодро ответствовал отец.

— Так бы и сказывал сразу, что ждешь не дождешься от Суворова такого указу. 
Небось во сне токмо сие и видишь, как семью свою сызнова забросить да на войну 
податься, где по лихости твоей всякое может статься...

— Ну разве ж это женщина? — в который раз восхищенно вскрикивал Василий 
Денисович. — Это же сущий обер-прокурор в юбке!..

Губы матушкины оставались по-прежнему чопорно поджатыми, лицо неприступным. А 
глаза смеялись...

Перепалки да пикировки, наподобие этой, были в доме Давыдовых делом обычным, и 
дети к ним давно привыкли.

Матушка Елена Евдокимовна и батюшка Василий Денисович являли собою друг другу, 
пожалуй, полную противоположность. И по внешнему облику, и по характеру.

Давыдов-старший был роста невеликого, приземист, крепок и округл, румян и 
черноволос и нравом обладал поистине вулканическим — уж ежели чем увлекался, то 
непременно с неистовой страстью, деятельность его была неутомимою, хотя и не 
всегда полезною, широта же натуры проявлялась в его необыкновенном радушии и 
хлебосольстве (всегда жили открытым домом, и гости не переводились) и в 
карточной игре, в которой он разом забывал все на свете и обуздать своих 
размашистых порывов никогда не мог, чем неоднократно семейство свое приводил в 
весьма затруднительное положение. При сем он был неизменно весел, почитался в 
армии известным острословом и завсегда становился душою всякой офицерской 
компании. Нижние же чины в полку легко прощали своему командиру некую излишнюю 
шумливую докучливость за его истинную храбрость, прямодушие и справедливость.

Елена Евдокимовна превосходила своего супруга ростом на целую голову. Да к тому 
ж имела обыкновение светлые волосы свои, притененные до модного в ту пору blond 
cendre[7 - Пепельного цвета (франц.).], зачесывать и подымать кверху, отчего 
казалась рядом с ним еще величественнее и выше. Властностью же и строгостью она,
 должно быть, походила на отца своего генерал-аншефа Щербинина, о котором 
скорый на колкости Василий Денисович говаривал, что тесть его для собственных 
войск «завсегда был страшнее любого неприятеля...». Воспитанная в старинных 
правилах, она чувствами своими владела совершенно и никогда их не выказывала. 
Хотя в доме ее постоянно и непременно что-то фрисировало[8 - Задевало, 
раздражало (от французского слова froisser).], как она выражалась, лицо ее 
сияло все тою же холодно-спокойною белизной, а голос оставался ровным и тогда, 
когда она отчитывала дворню либо спорила с мужем. Даже с господом богом Елена 
Евдокимовна в молитвах своих разговаривала как с ровней, тоном, пожалуй, не 
столь просительным, сколь назидательным, напоминая ему о делах вполне 
практических: «Ты уж сподобь, Спаси Мой, дабы маневры ныне устроились, как 
надобно, а не то, что в прошлый раз, по недогляду твоему, — по сыри да хмари... 
Да и о чине бригадирском[9 - Бригадир — военный чин 5-го класса, промежуточный 
между армейским полковником и генерал-майором, был упразднен Павлом I.] для 
моего Василья Денисыча тоже памятуй, оно давно бы пора и полетам его, и по 
заслугам ратным!..»