Шестнадцатого января рано поутру Давыдов сторговал себе у разбитного уланского 
вахмистра трофейную французскую лошадь, взятую, как тот выразился, «истинно с 
бою», и на ней в сопровождении казака отправился из Морунгена к штабу 
Багратиона. Путь туда, как предупредили в главной квартире, неблизкий. В дороге 
скоро выяснилось, что французская кобыла, которую Денис про себя уже окрестил 
изящным именем Мари, оказалась с большими причудами. На ходу она ни с того ни с 
сего вдруг неожиданно останавливалась как вкопанная и начинала, крутя хвостом, 
пританцовывать на задние ноги. Сдвинуть ее снова с места стоило немалых усилий. 
Кроме того, она частенько подкашивала глазом назад и, едва Денис терял 
бдительность, как тут же пыталась ухватить его за колено.

— О, вражина, — кивал на нее сопровождавший Давыдова казак, — это уж точно 
хранцуженка, все ухватки ихние, то тебе крупом крутит, и тут же норовит зубами..
. Намучаетесь вы с нею, ваше благородие, как пить дать!

Проведя весь день в дороге и переночевав в дивизии Николая Тучкова, занимавшей 
Любемиль, Давыдов, выехав затемно, с первыми солнечными лучами был уже в 
расположении князя Багратиона. Штаб его размещался в большой прусской 
крестьянской избе, весь пол которой был устлан мягко шуршащей золотистой 
соломой. Такая же солома была густо набросана и на простую, крепко сбитую 
кровать, стоящую в углу просторной горницы с наброшенной поверх черной 
кавказской буркой. Это, по-видимому, была постель князя Петра Ивановича, не 
терпевшего в походе, как известно, как и его учитель Суворов, никакой роскоши.

Багратион в будничном мундирном сюртуке с одною звездою Георгия 2-го класса 
сидел за столом над раскинутой картой. Здесь же были офицеры свиты и штаба и 
военачальники подчиненных ему частей. Среди присутствующих, к своей великой 
радости, Денис первым увидел Алексея Петровича Ермолова в артиллерийском 
полковничьем мундире, сразу же широко улыбнувшегося и по-свойски подмигнувшего 
ему.

Попросив дозволения у Багратиона, Денис представился.

— Вот он, тот самый маладец, — окинув его чуть прищуренным взглядом, улыбнулся 
князь Петр Иванович, — который над моим выдающимся носом, данным мне родителем 
и природою, публично потешаться изволил в своей сатире «Сон», собственноручный 
текст коей, правда, он, помнится, у Марии Антоновны Нарышкиной сам мне 
преподнес в подарок, за что был мною прощен и даже взят в адъютанты. С этой 
минуты он исполняет сию должность. Прошу любить и жаловать!..

— При всех свидетельствую, ваше сиятельство, — живо откликнулся Давыдов, — что 
затронул столь известную часть вашего лица единственно из зависти, поскольку 
сам оной части почти не имею, — и указал на свой заносчивый носик пуговкой.

Горница загудела от дружного смеха. Заливисто хохотал и сам Багратион. Даже на 
бесстрастном лице Барклая, плоховато знавшего русский язык, изобразилось некое 
подобие улыбки.

— Так и быть, штаб-ротмистр, претензий к вам я не имею, однако оставляю за 
собою право, — добродушно предупредил Багратион, — при случае отстоять 
преимущество своего носа перед вашим... Долг, как говорится, платежом красен.

Скоро такая возможность князю Петру Ивановичу, любившему шутку и острое слово, 
действительно представится. Денис Давыдов, ездивший по поручению Багратиона к 
Беннингсену, прискачет однажды с весьма спешным известием.

— Главнокомандующий приказал доложить вашему сиятельству, — выпалит он, 
запыхавшись, — что неприятель у нас на носу, и просит вас немедленно отступить!.
.

— Неприятель у нас на носу? — невозмутимо переспросит князь в присутствии 
офицеров штаба. — На чьем? Ежели на вашем, так близко; а коли на моем, так мы 
успеем еще отобедать.

Эта шутка Багратиона тотчас же разлетится по всей армии, а потом станет 
историческим анекдотом и еще долго будет передаваться из уст в уста. Дойдет она 
и до Пушкина, который запишет ее в своих знаменитых Table-talk («Застольных 
беседах»)...

Вступив в должность адъютанта Багратиона, Давыдов довольно быстро сумел 
разобраться в тех событиях, которые разворачивались на прусском военном театре. 
Наполеон пока почти целиком владел инициативой и теснил русскую армию, стремясь 
обходными маневрами поставить под угрозу пути ее снабжения и связи с Россией. 
Об очередном таком весьма опасном маневре Бонапарта стало известно 21 января. В 
этот день полковник Юрковский, командующий аванпостными линиями Багратиона, 
прислал князю Петру Ивановичу перехваченного нашими казаками французского 
курьера, ехавшего с приказом императора к Бернадоту. Из этого приказа 
явствовало, что Наполеон 22 января с главными силами намеревается выйти к