допустили сосредоточение германцев против Артамонова? Это ради Франции? Коль 
начал разговор, Александр Васильевич, то объясни! 

- Хорошо, - ответил командующий. 

Но что мог объяснить? То, что ему не хватило воли направить наступление в ином 
направлении? Что ему не дали повернуть фронт на Остероде Дейч-Эйлау? 

Самсонов подумал, потом сказал: 

- Ты прав, Николай Николаевич. Моя вина. 

- Кто Богу не грешен, царю не винен? - смягчаясь, произнес Мартос. Только не 
верю я в твою вину, Александр Васильевич. 

- За разбитые горшки платить мне! - возразил Самсонов. 

- Не верю, - повторил Мартос. 

- Другого ответа у меня не имеется, - поставил точку командующий. 

Они вернулись к своим штабам, уже чем-то разделенные. 

Вскоре прибыл артиллерийский полковник, командир дивизиона, приданного бригаде 
тринадцатого корпуса. Он потерял все орудия, ибо пехота бросила батареи. Его 
курносое загорелое лицо рассекал свежий, сочившийся шрам, то ли на сук 
напоролся, то ли достали в рукопашной. Вряд ли он был в чем-то виноват, но в 
его глазах, еще не остывших от смертельного боя, уже проступило цепенящее 
чувство вины. Он не должен был возвращаться без орудий, как некогда не вернулся 
корнет Велинский, зарубленный в ущелье между Новачином и караулкою Дербент. И 
полковник это знал, и все знали. 

- Придите в себя, полковник, - сказал Самсонов. - Не сомневаюсь, вы еще 
послужите отечеству. 

Полковник нужен был живым. Не хватало, чтобы он сейчас застрелился в кустах. И 
много ли у отечества образованных офицеров с серебряными значками Михайловской 
артиллерийской академии, как у этого полковника? Почему же мы так жестоки к 
ним? 

Артиллерист горько усмехнулся. 

- Вы были в рукопашной? - спросил Самсонов. 

- Так точно, ваше превосходительство. Отбивались от ихней кавалерии, просто 
сказал полковник. - Нас осталось мало. 

Александр Василевич ощутил, как надвигается страшная беда. Кто будет спасать? 
Не Францию, а вот этих людей? 

Вопрос о спасении мучил его, пока не появились колонны Нарвского и Копорского 
полков вместе с армейскими штабными офицерами. 

Он верхом спустился к построенным частям, объехал, замечая, что у некоторых 
солдат нет винтовок, а у других - фуражек, что от полков остались в лучшем 
случае батальоны. 

Сразу после артиллериста - эти бежавшие с позиции люди. И главное, впервые 
Самсонову пришлось столкнуться с собственными разгромленными частями, до сих 
пор Бог миловал его части. 

- Братцы, что же это?! - полным голосом спросил командующий. - Нарвский полк 
никогда еще не бегал! Вспомните, Нарвцы, какие сражения вы одолели! Вы вместе с 
Петром Великим одолели Нарву, сражались при Полтаве со шведами, сражались с 
немцами при Штеттине, Мекленбурне, Гросс-Егерсдорфе. Ваш полк уже брал Пруссию, 
бил турок у Очакова, бил Наполеона под Смоленском и на Бородинском поле. Вы 
входили в Париж, вы уже знаете дорогу на Царьград. Это все ваш Нарвский третий 
пехотный полк, это ваши знамена, ваши отцы и деды! 

Остатки Нарвского полка молча, с загадочным солдатским терпением слушали 
командующего, который сердился на них. Нарвцы понимали, что совершили тяжкий 
грех, спасаясь от смерти, и что сейчас их снова отправят в бой, откуда им уже 
не вернуться. До них с трудом доходили слова генерала о славе предков. У них 
перед глазами еще вздымались черные взрывы и извивались разорванные тела. 

Самсонов замолчал, глядя на изнуренное лицо командира полка. 

- Знамена вперед! - скомандовал Александр Васильевич и отъехал от нарвцев к 
Копорскому полку.