А та отвечала; 

"Помочь не легко, 

Сама я прижата 

Бутылкой с Клико". 

Тут дружно с сестрицей, 

Приняв грозный тон, 

На помощь позвали 

К себе макарон. 

Английский же ростбиф 

За всем наблюдал, 

Строптивым сестрицам 

Он грозно сказал: 

"Лишитеся, братцы, последня вершка, 

Коль РУССКАЯ каша пойдет из горшка". 

И нарисован большой горшок, из которого лезет каша, а отдельные ее кусочки - 
маленькие ладные человечки в пехотной форме. 

Самсонов улыбнулся и сказал: 

- А что? Забавно... Только почему он сестриц называет братцами? 

- Да, - ответил есаул. - Завтра пребывает английский представитель... 

- Не хватало нам англичан, - проворчал Самсонов. - Ничего хорошего от них не 
жди. Вот ему такая русская каша, конечно, придется по вкусу. 

Еще минуту назад плакат нравился, но поглядев на него глазами англичанина, он 
увидел глупое бахвальство, шапкозакидательство, вечную готовность жертвовать 
людьми. Вспомнил, что из Ставки уже наезжали союзные представители, 
восторгались порядком у Мартоса и - торопили. 

- Убрать? - спросил понятливый адъютант. 

- Не надо. Англичане знают нас. Какие есть, такие и есть. Самсонов вернулся и 
себе, стал читать поступившие донесения и при этом не забывал об англичанине. 
Наверное, будет подгонять во имя союзнических интересов? Пусть теперь русские 
поработают и за союзников, не так ли? 

Но полевая записка от Крымова, датированная вчерашним днем, отвлекла Александра 
Васильевича и вернула к делам собственным - Крымов сообщал как раз о 
бахвальстве Артамонова и вообще о ненадежности командира первого корпуса. А что 
касается грубости Мартоса и забитости Мачуговского, то Самсонов только 
усмехнулся, прочитав об этом. Мартос - один из лучших генералов, его Самсонов 
знает с детских лет, поэтому туда нечего вмешиваться, само как-нибудь утрясется.
 

Отдельно лежало письмо, подписанное острым твердым почерком Екатерины 
Александровны. 

И от киевских юных лет, когда в Днепре водились русалки, перелетел Самсонов в 
жаркий мусульманский Ташкент, к семье. "Каждый день начинаю молитвою об 
Отечестве, - писала жена. - Да хранит тебя Господь! Тебя здесь часто вспоминают,
 а в связи с 50-летием покорения напечатали в "Турк. ведомостях" много статей, 
в них есть и про тебя... Я вспоминаю японскую и не нахожу себе места. Неужели и 
эта будет такой долгой? Целый год дети не увидят отца! 

Володя говорит, что война принесет тебе еще большую славу. Он поставил у себя 
на столе твою фотографическую карточку. Читает Историю Карамзина, выискивает 
связь с прошлым и заботится о моем душевном состоянии, читает мне о подвигах 
русских и поет "Вещего Олега". Верочка еще ничего не понимает. 

Я начинаю подумывать о возвращении в Елисаветград, где нам когда-то так 
счастливо жилось. После войны ты вернешься, мой любимый полковник, к своей 
пани-коханке, и мы снова будем вместе." 

Она как когда-то называла его любимым полковником. И вот он заглянул в ту