- Как тебя зовут? - спросил Крымов. - Тебя представят к кресту. 

- Михалушкин Никита Бонифатьевич. 

- Прощай, Никита Бонифатьевич. Даст бог поправишься, еще послужишь. 

* * * 

Филимонов вернулся в Остроленку, когда в штабе армии уже несколько часов было 
известно о трудном (неожиданно трудном!) бое у Мартоса и помощи со стороны 
Клюева. Поэтому вчерашний спор принимать или не принимать директиву Жилинского 
теперь утрачивал неопределенность. Отныне к угрозе слева, от 
Лаутенбурга-Гильгенбурга, прибавлялась угроза, и тоже слева, силою до полутора 
корпусов! Филимонов докладывал командующему с глазу на глаз, передал выражения 
Жилинского дословно, как и было велено. 

Александр Васильевич покраснел, задышал часто и шумно. Дремлющая в нем астма 
стала приподнимать его широкую грудь, полезла наружу. 

Филимонов уже знал об изменении обстановки, но молчал, не намеревался говорить 
никаких слов сочувствия. 

- Он нас подстегивает, - сказал Самсонов. - Благодарю вас. Можете идти. 

Филимонов не уходил. 

- Что еще? - спросил командующий. 

- Мне ведомо, что генерал Мартос самовольно приостановил движение своего 
корпуса. 

- Да, бой был тяжелый. 

- Я думаю, он хочет облегчить неизбежный поворот армии к западу, сказал 
Филимонов. - Но если Яков Григорьевич на такой поворот не согласится? 

- Тогда все мы будем должны обратиться за ответом к своей чести! резко произнес 
Самсонов. 

* * * 

Командующий армией ждал ответа из штаба фронта. Ни у кого, даже у Постовского, 
не было сомнений, что сейчас надо требовать и требовать. Однако в телеграмме 
Жилинскому решительных выражений не было, Самсонов не хотел обострять до 
крайности. Да и что в конце концов, неужели Яков Григорьевич не понимал угрозы, 
нависающей над армией? 

Самсонов торопил: нет ли ответа, и один раз сам вышел в аппаратную. Ответа все 
не было. 

В приемной Самсонов заметил на столе яркие плакаты, остановился, стал 
разглядывать. На одном плакате был изображен донской казак на коне - розовые 
щеки, черные усы, красные губы, смоляной чуб. На другом - кухонная полка, где 
были нарисованы в карикатурном виде все участники европейской войны, и сбоку 
напечатаны стихи, довольно забавные: 

На полке буфетной 

Лишь вечер настал 

Сосискою венской 

Был поднят скандал. 

Прижал ее с кашей 

Наш РУССКИЙ горшок: 

"Подвинься, сестрица, 

Хотя б на вершок". 

Вскричала сосиска: 

"Обид не снесу!" 

На помощь позвала 

К себе колбасу.