озер за Лаутенбургом германские колонны, - все это вызывало и в нем тревогу. Но 
Крымов заглушал ее, находил объяснения... Может быть, предчувствие п о с л е д 
н е г о передавалось серым героям? 

От Линау до Скотау - около пяти верст, а там дальше - Франкенау и полоса 
пятнадцатого корпуса, где утром был бой. 

Крымов увидел малый результат этого боя на перевязочном пункте Нижегородского 
полка в Скотау. Ранеными был устлан весь двор, они шевелились, стонали, выли; 
из дома изредка выходил врач, и тогда санитары заносили кого-нибудь в дом. 

А рядом под крышей тока, на виду у всех желтели кучи соломы, но никто эту 
солому не взял, и раненые оставались на голой земле. 

Врачи, сестры, санитары, казалось, ничего не замечают и не слышат. Они 
действовали в каком-то замкнутом круге, не собираясь выйти за его пределы. 

Крымов вызвал начальника пункта и указал ему на солому. Тот безразлично 
вымолвил: 

- Это не нужно. Сейчас жарко. Не застудятся. 

Крымов возмутился, прикрикнул на него, но из этого ничего не вышло. 

- Не мешайте нам работать, господин полковник, - попросил начальник пункта. - 
Разрешите идти! 

* * * 

Как ни был тяжек общинный, ратный труд войны, но в сравнении с тем, что 
выпадало на долю раненых, он был светлым праздником. Как ни опаздывали 
хлебопекарни и обозы, как ни подводило живот, но солдат знал, - положенные ему 
месячные полтора рубля, хлебные рубль три копейки, положенные на ночлеге три с 
лишком фунта соломы на подстилку, щи, каша, забота ротного командира, молебен 
полкового батюшки, поддержка равных товарищей, - все это создает мир, пригодный 
для жизни. А раненому - горе горькое! 

Крымов остановился возле голого человека. Человек смотрел словно из-под 
засохшей кровавой корки, голова была разрублена, и кусок кожи вместе с волосами 
свисал комком. 

- Что с тобой? Кто тебя раздел? - спросил Крымов. 

- Дай напиться, - без привычного титулования попросил раненый. Вестовой 
отстегнул флягу и нагнулся над ним. Вода забулькала; полилась по подбородку. 
Раненый давился ею. 

- Оставь глоточек! - взмолились рядом. - Ну оставь, ради бога! 

Крымов велел Степану и казакам принести ведра. 

- Спаси Христос, ваше благородие, - произнес раненый. - Лежишь тут и жить 
неохота... Все терпишь, терпишь... Я был в головном дозоре с тремя товарищами. 
Они бросили меня. Начали мы подъезжать к опушке леса, а там скрывались "его" 
главные силы. Открыл "он" по нас огонь. Лошадь моя пала, я пустился бежать за 
товарищами, но куда за ними поспеть? Остался один на поляне... Налетает на меня 
эскадрон конницы и атакует меня. Тут я получил первую рану. Вот, в левое плечо..
. Связали мне руки назад, привязали к уздечке и потащили. Тащили, пока не 
оборвался. Начал я вставать, в это время шашкой замахивается и разбил мне 
голову. Я и повалился. Тогда меня еще ударили пикой в левый бок, около подмышки.
 В сердце метили, да не попали, я остался жив. Видят, что я жив, снова бьют 
пикой, в другое плечо. Я ткнулся носом в землю, лежу, не шевелюсь. Как вдруг 
два выстрела. В правую руку, вот - ниже локтя. Я сознания и лишился. Только к 
вечеру пришел в себя, не знаю, где нахожусь, чувствую себя слабым. В скором 
времени проходит одна наша пехотная рота, солдатик заметил меня, подбежал, 
раздел донага, хотел перевязать, как тут "он" открыл огонь, пехота побежала, я 
и остался голым... Все, терпение мое кончилось, Я решил скорее умереть и пошел 
по линии фронта. Но ни одна пуля не задела меня, хотя и осыпали, как градом. 
Видать, предел наступил. Так я брел, неведомо куда, а утром меня подобрали... 
Вот опять смерти жду. 

Этот раненый кавалерист тоже был из последних. Чем мог ему помочь Крымов? 

- Сейчас я скажу доктору, - пообещал Крымов, понимая, что этого мало. 

- Эй, санитары! Сюда! Живо! - крикнул он. 

- Жалеете вы нас, ваше благородие, - сказал раненый. - И других надо бы скорее. 
Прикажите им...