1209. Армия наступает со времени вашего приказания безостановочно, делая 
переходы свыше 20 верст по пескам, почему ускорить не могу. 7-го головы двух 
корпусов переходят границу. 6206. Самсонов. 

* * * 

Не давал Яков Григорьевич ни часа передышки. Надо было во что бы то ни стало 
наступать. 

Вечное наше - "во что бы то ни стало" - толкало армию вперед. 

Глава четвертая 

Первая русская армия перешла границу раньше второй, как и следовало по 
директиве штаба фронта, 

Восточная Пруссия, родина германских императоров, колыбель прусской монархии и 
символ несгибаемости Германии, оказалась под угрозой. Призрак русского 
"парового катка" навис над Кенигсбергом, маленькими уютными городами, 
поместьями и хуторами. Русские казаки уже пролетели по приграничным городам и 
разбросали "Объявление всем жителям Восточной Пруссии". В нем говорились 
ужасные вещи! "Всякое сопротивление, оказываемое императорским войскам 
Российской армии мирными жителями, - будет беспощадно караться, невзирая на пол 
и возраст населения. 

Селения, где будет проявлено хоть малейшее нападение или оказано мирными 
жителями сопротивление войскам или их распоряжениям, немедленно сжигаются до 
основания..." 

И ужас пронесся над Восточной Пруссией, достиг Берлина, встревожил ставку в 
Кобленце. Чувство патриотизма взывало к Большому генеральному штабу, 
противоречило его планам - великая нация не желала отдавать свою святыню, что 
бы там ни думали генералы. 

По военным соображениям защита Восточной Пруссии была второстепенным делом и не 
могла идти ни в какое сравнение с западным театром, где развивалось 
молниеносное наступление на Париж. Вот кто должен был горевать французы! Они 
были в безнадежном положении, ни Англия, ни Россия не успевали им помочь, и в 
отведенные по плану сорок дней Франция должна быть разгромлена, 

Так стоило ли ради этой грандиозной задачи перебрасывать войска с западного 
театра в Восточную Пруссию? 

"Безусловно стоит" - требовали немецкие газеты, руководимые патриотическими 
чувствами. - Не отдадим врагу наших земель!" - "Ни за что! считали генштабисты. 
- Мы совершим роковую ошибку." 

Замечено, впрочем, что именно военные чаще всего драматизируют обстановку. На 
самом же деле, что следует даже из академических правил, действия каждого 
военачальника происходят в воображаемой им обстановке и в неведении 
относительно реальных сил противника. 

Итак, первая русская армия под командованием Ренненкампфа наступала, а восьмая 
германская под командованием Притвица отступала. 

После авангардных боев под Гумбиненом и Сталупененом, закончившихся победой 
русских, воодушевление охватило штаб Северо-Западного фронта. Разгром 17-го 
германского корпуса, попавшего под прямую наводку русской артиллерии, 
захваченные пленные, пушки, пулеметы, зарядные ящики - это затуманило головы. 
Восточная Пруссия уже виделась завоеванной. 

Но при внимательном изучении обстановки Жилинский и Орановский забеспокоились: 
наш З-й корпус понес тяжелые потери, 28-я пехотная дивизия была выведена из 
строя на ближайшие дни, но это было бы еще терпимо, если бы не очевиднейший 
стратегический просчет - разновременное введение в дело первой и второй армий - 
давало Притвицу возможности разбить армии поодиночке. К тому же штабу стало 
известно, что возникает угроза Варшаве - у Петрокова обнаружена германская 
кавалерийская дивизия с пехотой, а со стороны Серадзя - пехотная дивизия. И все 
это - малочисленность первой армии, отставание второй, опасность на левом 
берегу Вислы - вынудило Жилинского изъять из армии Самсонова гвардейский корпус,
 поставив его перед Варшавой, и заставить вторую армию наступать, несмотря ни 
на что, а спустя двое суток передать первой армии еще один корпус из состава 
второй. 

Перед Яковом Григорьевичем Жилинским, закаменевшим в исполнении приказов "Живым 
трупом", простиралась огромная часть Российской империи, по сравнению с которой 
Восточная Пруссия была как флигель в помещичьем доме. А над Жилинским, над его 
фронтом властвовал верховный командующий великий князь Николай Николаевич, и 
для верховного вторая армия не всегда была и видна.