корпус является резервом верховного командования и придан армии только для 
поддержки. Вот пусть и поддерживает из Млавы! Снова вступал в спор Александр 
Васильевич. Но разве штаб фронта - это австрийский гофкригсрат, мешавший 
Суворову. Тайна войны - в сообщениях, а не в послушании. 

Самсонов продиктовал телеграмму адъютанту Бабкову: "Гродно. 

Главнокомандующему фронтом. 

Вследствие очищения Млавы противником и выяснившегося сосредоточения его 
значительных сил районе Нейденбург, Сольдау задерживаю ("вот и обеспечу фланг", 
- мелькнуло у Александра Васильевича) первый корпус, чтобы он стал уступом по 
отношению других корпусов... 

- Надо сразу сказать и о второй дивизии, - подсказал Крымов, опережая 
Постовского и даже оттесняя его своей сильной фигурой. - Просите разрешить 
задержать корпуса для устройства тыла. 

- С кем мы воюем? - опросил Постовский. - Со своим штабом или с германцем? Не 
надо раздражать Якова Григорьевича. Он не простит. 

- Бог простит, - улыбнулся Самсонов. - Записывайте... "Вторую дивизию, 
подтягивающуюся артиллерию и обозы, выдвину в первую линию только при 
разрешении задержать на сутки перволинейные корпуса; между тем вами приказано 
перейти границу 6 августа. Самсонов". 

Постовский снял очки, прищурившись, поглядел на Крымова, как будто был 
Жилинским, а Крымов - Самсоновым. 

- Петр Иванович, - распорядился Самсонов. - Дайте Артамонову приказание. 

- Да, Александр Васильевич, - нехотя ответил начальник штаба. - Но я вас 
предупреждал. Я с Яковом Григорьевичем служил, он не простит. 

- Хорошо, хорошо, Петр Иванович, - вымолвил командующий. - Нам бы с германцем 
управиться. И, кстати, пора как-то остановить этот варварский обстрел нашими 
наших же авиаторов. 

* * * 

Вечером к Александру Васильевичу приехал командир тринадцатого корпуса, 
генерал-лейтенант Клюев, ровесник Самсонова и однокашник по Академии 
Генерального штаба. Клюев был умный, образованный генерал скорее европейского 
нежели российского толка, был достоин командовать армией, но ему мешала, 
пожалуй, его явная европейскость, там, где следовало слепо верить, он желал 
доказательств. Однако Николая Алексеевича уважали за знания и твердость, с 
какой он, не таясь, жил согласно своих взглядов. До войны он был начальником 
штаба Варшавского округа, сменив там Самсонова, когда тот стал наказным 
атаманом войска Донского; а Постовский был у Клюева тогда 
генерал-квартирмейстером. 

Александр Васильевич принимал Клюева без подчиненных. Один только расторопный 
Купчик в начале беседы присутствовал, незамечаемый, впрочем, генералами, и 
готовил самовар. 

- Что делать, Александр Васильевич? - сразу спросил Клюев, почти минуя 
старосветские речи о житье-бытье. - Покойник Шлиффен все предвидел. Мы 
безостановочно идем прямо к катастрофе. 

- Почему к катастрофе? - Самсонов стал объяснять, что поворот фронта к более 
западному направлению, чем первоначально предлагалось, уже есть большое 
достижение. 

Но Клюев не хотел внимать доводам командующего, он знал Восточно-Прусский театр 
и военную игру германского Большого штаба. 

- На что мы надеемся? На великую русскую терпеливость? Что солдатик все 
вынесет? 

- Николай Алексеевич! - произнес Самсонов, поглядев на вестового, чтобы Клюев 
сообразил. 

- Ну да, - оказал Клюев. - Я тоже, как все: не замечаю. Я шел с корпусом. 
Войска своих обозов не видят, дневок не делают, невтянутые в поход запасные 
разбалтываются. 

- Я попросил у Якова Григорьевича дневку. 

- Это хорошо! Но даст ли? "Живой труп" не любит уступать. - Назвав так 
Жилинского, Клюев показал предельную степень противостояния командующему