Казачья разведка, урядник и два рядовых казака, скрытно вошла в приграничный 
лес и, ориентируясь по немецкой карте, двинулась опушкой. 

Прусская сторона не отличалась от нашей, все такое же, как у нас, малиновый, 
сильно отцветший снизу кипрей и густой ольшанник. Однако казаки шли 
настороженно, опасаясь хитростей, на которые горазды колбасники. Прошли около 
версты, кони были спокойны, никакой злокозни не чувствовалось. 

Открылась большая поляна с отросшей отавой. Урядник поднял руку, остановились, 
прислушались. 

- Коль сено косят, жилье близко, - сказал Топилин, невысокой налитой страшной 
силой молодой казак. - Айда! 

- Цыть! - поднял плеть урядник, сухощавый, широкий в кости, с щербатым ртом. 

Третий казак, Алейников, сутуловатый белобрысый парень с вислыми плечами, молча 
потянул за повод, уводя лошадь в глубину кустов. 

- Ихняя пограничная стража тут косила, - пояснил урядник. 

Обошли поляну, вышли на заросшую, едва приметную дорожную колею, и снова 
остановились. 

- Топилин, айда, скачи, - велел урядник. - Никуда не ввязывайся. Разведай 
вперед на две версты. 

Топилин вскочил в седло, дал шенкеля своими чугунными ножищами, и конь, шелестя 
ветками, выпрыгнул из кустарника на дорогу. 

Он прошел рысью около двух верст, наехал на небольшой хутор с красной 
черепичной крышей и стал наблюдать. Людей не было видно. Донеслось куриное 
квохтанье, потом из - за каменного сарая высунулся до половины большой теленок. 
Из ворот вышла с велосипедом какая-то баба, покатила в сторону от хутора. 

Топилин обождал еще полчаса и убедился, что там еще есть люди. Он снял винтовку,
 перевел затвор, положил ее поперек седла и поехал, не боясь, к хутору. 

Там была одна дряхлая старуха - полька. Расспросив ее, Топилин оглядел дом, на 
чердаке нашел висевший на распялке германский мундир, забрал его. Потом 
заглянул в резной дубовый буфет, взял бутыль самогонки. В кладовой снял с 
крюков два круга колбасы и окорок, увязал все в тюк. Старуха твердила одно и то 
же: 

- То шахрайство! - И еще: - Пшекленты казак! 

- Не журись, старая, я не все забрал, - успокоил ее Топилин и тут заметил на ее 
руке кольцо. - Давай сюда! - сказал он, схватив старуху за руку. - Не скупись. 

Она вырывалась, дернулась раза два-три, но он держал ее, как курицу, и 
скручивал с пальца кольцо. 

Старуха от боли закричала, стала валиться на пол. Топилин упал рядом с ней, 
ушибив колено о заплетшуюся между ног шашку, и в сей миг старуха укусила его. - 
То не злато! - крикнула старуха. - Злата нима! 

Топилин встал, вынул шашку и опустился на колени, ловя левой рукой старухин 
палец. 

Она взвизгнула, стала сама срывать, издавая горлом плачущие звуки. Топилин 
отвел шашку, ждал. 

Ободрав с пальца кожу, старуха сорвала-таки кольцо и разрыдалась. 

Топилин зажал его в кулак, сунул шашку в ножны и, на- дев кольцо на первую 
фалангу мизинца (дальше оно не налезло), вышел с тюком во двор. 

Августовское солнце уже разогрело землю. Он с удовольствием вдохнул теплые 
запахи хлева, приторочил к седлу тюк. Можно было вертаться назад. 

Топилин выехал на знакомую колею, хлестнул коня и полетел, веселый, к поляне. 

Возле опушки, где он хоронился, разглядывая хутор, что-то громко хлопнуло, 
ударило его в плечо, и Тонилин куда-то провалился. 

Из-за куста вышла рослая баба в платке с револьвером. Из-под длинной юбки 
выглядывали солдатские ботинки. Она подбежала к лежавшему казаку, перевернула 
его на спину, обшарила карманы, сняла винтовку. 

Топилин застонал и открыл глаза.