рыжеватый крепконогий подъесаул, поглаживая ладонью холку разгоряченной лошади. 
- Недосуг нам по сторонам глазеть, мы за вами летим... 

- Печенеги и есть! - бросил Мартос. - Не сметь обижать. 

Поехали дальше по нескончаемой песчаной дороге, тянущейся, как ей вздумается, - 
и наехали на новую деревню с такой же лающей собачонкой, с нижними хатами, 
крытыми серой соломой, выглядывающими из-за углов крестьянками. 

Снова взвизгнула попавшая под копыта или под казачью плеть глупая собачонка. Но 
Мартос не шелохнулся: дважды повторять - только себя терять; переделать же 
казаков он не мог. 

И вдруг наехали на зеленую армейскую повозку, стоявшую прямо на дороге. Обоз! 
Несколько нижних чинов стояли и глядели, как выпрягают лошадей. 

Мартос выпрыгнул из автомобиля и, увязая в сыпучем песке, двинулся к повозке, 
обгоняемый слева и справа адъютантом и подполковником-интендантом. Однако 
раскормленному подполковнику нелегко состязаться с порывистым Мартосом, отстал 
подполковник, а генерал как коршун на цыплят налетел на ездовых. Зачем 
выпрягли? Там войска без хлеба! Где не проходят? Я вам покажу, как не проходят, 
сразу все пройдет! 

Схватив кнут, Мартос огрел по руке подставившего руку ездового, который пытался 
что-то объяснять. 

Ездовой почесал ушибленную руку и продолжал твердить свое. Выглядывая из-за 
морды лошади, второй солдат с любопытством, но без испуга разглядывал генерала. 
Двое других нижних чинов поворачивали головы и повернули их, задрав носы к небу.
 

Послышался какой-то треск, который мешал Мартосу слушать, и Мартос невольно 
посмотрел вверх. Там летел аэроплан, - непонятно чей. Здесь, на земле, застрял 
в песках обоз, а в небесах парила железная птица. 

С аэроплана могли кинуть бомбу или обстрелять, но помочь обозу никак не могли. 

В голове Мартоса промелькнуло воспоминание детских лет, времен Киевской военной 
гимназии, где он учился вместе с Самсоновым, - привиделись пещеры Печерского 
монастыря и калеки-солдаты с медалями за Крымскую войну, поющие возле пещер 
Бога ради. 

Подскакали казаки, сорвали винтовки с плеч, чтобы палить по аэроплану. 

- Не стрелять! - крикнул Мартос. - Только по моей команде. 

Что на крыльях? Но не разобрать, что там на крыльях. 

И еще мелькнуло у Мартоса, что вот сейчас он ударил ездового, а ведь ездовой 
догадлив: только двойной тягой идет повозка по этим пескам. 

Теперь Мартос, выходит, виноват? Командир корпуса, у которого таких нижних 
чинов сорок тысяч, - перед одним рядовым? 

- Вот, ребята, - сказал Мартос, нацелив на аэроплан кнутовище. - Там такие же, 
как мы, люди сидят. А вы - что? Завязли? Стыдно, ребята! 

Трехцветные круги российского флага - красный, синий, белый - стали видны на 
крыльях. 

Казаки замахали винтовками, закричали печенежскими голосами. Ездовой радостно 
улыбнулся и, скинув фуражку, тоже замахал. Без фуражки он сразу сделался похож 
на мужика, только стриженного. 

- Ну, давайте, - поторопил подполковник. - Надо соответствовать, сами видите. 
Давайте-давайте! 

И ездовые повели лошадей назад, оставив повозку, к другой ожидающей их за 
версту отсюда повозке, чтобы тащить ее вперед. 

Войска шли, обязаны были идти, несмотря ни на что, ни на пески, ни на малые 
силы людей и животных. 

* * * 

К восьмому августа пятнадцатый корпус подошел к русско-германской границе, и 
именно в этот день, в два часа пополудни, должно было произойти солнечное 
затмение, о чем во всех полках было оповещено в соответствующих приказах для 
разъяснения нижним чинам.