в ответ на то, что смотрел влюблено на Екатерину Александровну. 

Адъютант Головко потянулся к чалой кобылке и перехватил у урядника чумбур. 

- Дай-ка проедусь, - сказал он. 

- Не надо, ваше благородие. Лошадь вам чужая. Зачем? 

Головко потянул чумбур, урядник не давал. 

- Боишься, что я хлеб отобью? - спросил Головко с упрямой усмешкой. 

Урядник опустил руку. Кобыла откинулась в сторону. Головко крепко взял под 
трензельное кольцо, решительно огладил, потрепал ладонью и вспрыгнул в седло. 

Он разобрал поводья, уперся коленями в крылья седла, чуть прогнулся в пояснице, 
откинул плечи назад и опустил в стременах пятки. Через несколько секунд уже 
казалось, что ротмистр давно присиделся в седле. Натянув левый повод, он прижал 
правый шенкель - кобыла послушно пошла шагом с левой ноги. Пройдя немного, она 
вдруг сделала две лансады, прыгнув вправо. Ротмистр хлестнул ее нагайкой, и она 
успокоилась. Он крепко держал шлюсс и баланс сидел как вбитый. 

- Зря, - произнес урядник. - Баловство. 

Головко вытащил платок, бросил на ископыченную землю, пошел еще быстрее, 
покачиваясь в седле с кавалерийской цепкостью. 

Разогнавшись в галоп, он согнулся над платком, взмахнул рукой - и промах. 
Платок остался лежать, пальцы схватили воздух.. 

- Эх! - произнес урядник. 

Головко проехал метров двадцать, дал вольт и поскакал, пружинисто упираясь 
ногами в стремена. Возле платка кобыла взяла чуть правее, он вытянулся влево 
что есть мочи, правая его нога выскользнула из стремени и закинулась над седло. 
И уже не вернуть назад опрометчивого вызова Самсонова адъютанту. 

Головко ударился, головой и грудью о землю и лежал как убитый. Кобыла пролетела 
дальше. 

Вот она, доля военного человека! Жалко ротмистра, но Самсонов не винил себя. 
Это судьба велела офицеру пройти испытание. 

Головко подняли на попону, понесли. Глядя на его разбитое грязное лицо, 
набухший кровью рукав, Александр Васильевич снова ощутил жуткую прерывистость 
жизни, к которой не мог привыкнуть, несмотря на тридцать девять лет службы. 

- Я пойду, прослежу, - сказала Екатерина Александровна и пошла за уносимым 
Головко, забрав детей. 

Ее розовое платье, голубой сарафан Верочки и белая рубаху Володи, подобно 
цветам национального флага, заслонили раненого адъютанта и через минуту 
скрылись, заслоненные офицерами. 

* * * 

Из Туркестана Россия виделась Левиафаном, головой поднявшимся над Европой и 
всем телом погруженным в Азию. 

Над головой нависали австро-венгерские и германские мечи, в тело упирались со 
стороны Персии, Афганистана и Тибета английские ружья, а позади сидел маленький 
зубастый хищник, отхвативший десять лет назад остров Сахалин. Отовсюду России 
угрожали и мешали торговать. 

Если бы мог осуществиться намек императора Вильгельма II, который подарил 
русским картину, где Россия и Германия в виде двух воинов опираются друг на 
друга спинами и поднимают мечи - Германия на запад, Россия - на восток, тогда, 
наверное, хотя бы с одной стороны была бы обеспечена защита. 

Но так только кажется. Уже мы видели эту германскую защиту в японскую кампанию 
и заплатили за нее унизительным торговым договором. 

Правда, будем ли воевать с германцами в ближайшие годы - не известно. Это давно,
 когда Самсонов еще служил на Кавказе, все говорили, что вот-вот начнется война 
с Германией, что французам стало совсем невмоготу, до того задушили их германцы.
 

Сейчас из Ташкента генералу Самсонову Германия представлялась далекой 
соперницей. Во всяком случае была соперница у России гораздо опаснее. Это 
Англия, владычица морей. Она бдительно следит за русскими шагами на востоке, и