разведчиков, а для Кутепова эти выходы соответственно удваивались. Правда, 
никого особо это не удивляло. Удивляло то, что Кутепов отказывался в офицерской 
компании выпить рюмку "смирновки" или "поповки", доставляемых маркитантами по 
пять-шесть рублей за бутылку, и еще отказывался играть в карты. Но у него не 
оставалось на скромные развлечения времени. "Нет, что-то не хочется, - отвечал 
он товарищам. - Уж как-нибудь в следующий раз". Конечно, он мог сказать, что 
разведка - дело тонкое, и малейшая оплошность может стоить жизни. 

Настоящие военные давно поняли истину, что побеждает тот, кто готов на огромную 
работоспособность. Самоупоение геройством, взвинчивание себя моральными 
наркотиками помогают там, где нет достойного противника. "Бой серьезное дело, и 
моральное превосходство в бою должно выражаться в настойчивой и упорной работе, 
в преданности общему делу, а не в стремлении показать фокус. Моральный элемент 
прежде всего высказывается в отношении к действительности; там, где о нем 
забывают, где все заняты только своим делом, где жизнь - на первом плане - там 
все обстоит благополучно". Эти строки принадлежат генералу А. А. Свечину, 
участвовавшему в той войне капитаном. Книга называется достаточно выразительно: 
"Предрассудки и боевая действительность". 

И здесь - явное внешнее противоречие между яркостью действий Скобелева и 
методичностью Кутепова. Но это только для поверхностного взгляда. Кутепов знал 
цену боевому духу. Военный человек должен смотреть прямо в лицо быстро 
меняющейся действительности. Двадцатый век диктовал свои требования, которые 
выполнялись только постоянным напряжением воли и трудом. Собственно, что здесь 
нового по сравнению с суворовским наказом "Тяжело в учении, легко в бою"? 
Ровным счетом ничего. Разве что не совпадает с лубочным, сусальным героизмом, 
верой в чудеса, для которых не надо ни пота, ни бесконечного упорства. 

Кутеповские разведки принесли много ценных сведений при самых малых потерях, но 
требовалась какая-то яркая вспышка, которая бы осветила этого юного воина. В 
одну из ночей Кутепов с несколькими охотниками незаметно подползли к 
многочисленной японской заставе, насчитывающей человек 70-80. Ее часовой был 
выдвинут вперед. "Сними его, только тихо", - велел подпоручик унтер-офицеру. 
Через минуту часовой был оглушен ударом приклада. Других часовых не обнаружили, 
застава спала. Разведчики подошли к укрытиям, Кутепов крикнул: "Ура!", - 
бросились вперед. Застава разбежалась, а пулеметы и винтовки стали трофеями 
разведчиков. 

И хотя орден Святого Георгия получил за это дело не Кутепов, а начальник 
команды разведчиков, который в вылазке не участвовал, подпоручик отныне был 
признан храбрецом. Потом, уже после войны, в Выборгском полку один офицер 
услышал от солдат подробности кутеповской разведки и предпринял усилия, чтобы 
Кутепова все же наградили, так как еще принимались Георгиевской думой 
ходатайства о награждениях за минувшую кампанию. Кутепов к той поре служил в 
Преображенском полку и ничего про это не ведал. И ничего, к сожалению, из того 
ходатайства не вышло. Вскоре дополнительные награждения были прекращены. 

А все-таки боевой орден нашел Кутепова. Как будто судьба решила проявить 
настойчивость и выбрала для этого приезд в полк германского принца. 85-й 
Выборгский имел своим шефом германского императора Вильгельма II. 

В присутствии принца Кутепов докладывал об одной из своих разведок и был 
награжден орденом Германской Короны с мечами и на ленте Железного креста. 
Случай? Конечно, случай. Но сюда надо прибавить то впечатление офицерской 
доблести, которое излучал этот подтянутый крепкий подпоручик с темными 
задорными глазами. 

Трудно представить нашего героя мечтателем, способным увлечься чувствами в 
ущерб службе. Трудно представить его растерявшимся, поддающимся безотчетному 
страху. Однако тем не менее все это было с ним. Вот что он сам рассказывал о 
себе (дело было в Монголии, куда его послали закупить лошадей): 

- Путь был далекий. Я очень берег лошадей. Казенное имущество, да и остаться 
без коня - гибель. Было установлено точно, когда и как поить и кормить лошадей. 
А один солдат взял да и обкормил разгоряченную лошадь. Раздулся у нее живот и 
пала. Накалился я страшно. Позвал солдата и только сквозь зубы сказал - отдам 
тебя под суд. Ну, а солдаты уже знали, что слово мое твердо. Солдатишка этот 
всю дорогу старался попасться мне на глаза и чем-то услужить, прямо осточертел, 
но я ему ни звука и не гляжу на него. Подъезжаем к одной фанзе, хочу войти в 
нее, а уж этот солдат вертится у меня под ногами, дверь, что ли, хочет отворить.
 Я споткнулся и в сердцах оттолкнул его. И толкнул-то его легонько, а он возьми 
да и треснись о землю. Я и говорю - прости, брат. Тут он вскакивает, руку к 
козырьку, грудь вперед, да как гаркнет - покорнейше благодарю, Ваше Благородие, 
что простили. 

- Ну что же после этого станешь делать? Простил. Поддел меня. 

Чем-то очень русским веет от этого простого воспоминания. Видишь и этого 
недотепу-солдата, и строгого подпоручика, и то главное, что их объединяет. 
Воинская дисциплина, закон? Да, но только отчасти. Их гораздо сильнее