Подобно Кутепову, Петр Иванов вырос в провинциальной чиновничьей семье, не имел 
ни поместий, ни фабрик. Единственное, что у него было - это Служба. 

Вообще Империя выстрадала свой идеал Службы, и капитан Иванов нес его на своем 
невидимом знамени. 

В его четвертой роте дисциплина была необыкновенная. Солдаты любили его, словно 
насквозь видели его чистую прямую душу и знали, что от Иванова никогда не будет 
им никакой несправедливости. Они звали его Иисус Навин. Потому, что у него была 
одна слабость - он любил в бою быть красивым и всегда ехал на коне впереди 
своей пехотной цепи. Под ним было убито несколько коней. И еще была у него 
другая слабость: любил рослых крестьянских вдов. 

Двадцать девятого октября в бою под Дмитриевом рота атаковала красную батарею и 
попала под картечь. Под капитаном Ивановым была убита лошадь. Он встал, 
отряхнулся и скомандовал: "Вперед!", ведя роту за собой на смерть. Но Господь 
ненадолго дал ему отсрочку. Четвертая захватила восемь пушек. 

В Дмитриеве она была определена в резерв. Однако ночью красные стали наступать 
со стороны Севска, и полковник Петерс приказал Иванову подтянуть роту ближе к 
батальону. А через час возле вокзала капитан был убит: над ним разорвалась 
шрапнель, и свинцовый удар в один миг срезал его жизнь. Это была единственная 
потеря полка в ту ночь. 

Когда командир полка полковник Туркул, двухметровый гигант, прибыл на 
привокзальную площадь, его поразил негромкий унылый вой. Это четвертая рота, не 
разжимая ртов, оплакивала своего капитана. 

Ночью она была в новом деле. Их молчаливая атака на деревню под Дмитриевом была 
ужасной. Они перекололи красных штыками, пленных не брали. 

Наутро они отыскали в городе оцинкованный гроб для капитана Иванова. Туркул 
приказал хоронить со всеми воинскими почестями. 

Но не похоронили. Депутация от четвертой роты, в которой были старые солдаты и 
прапорщик Сорока, гневно и страстно высказали Туркулу, что нельзя оставлять 
капитана на поругание красным, надо забирать его с собой. 

И Туркул разрешил. 

Тридцать первого октября белые после упорного боя с четырнадцатью полками 
красных оставили Дмитриев. По подмерзшей дороге на мужицкой телеге ехал капитан 
Иванов, а над ним летела его еще неотлетевшая душа. И капитан видел, как 
перетекает через железную дорогу его рота и как ее прикрывает бронепоезд 
"Дроздовец" под командованием капитана Рипке. 

Что потом сталось с ,этим цинковым гробом, окруженным четырьмя часовыми из 
четвертой роты? Это было беспримерное, страшное и величественное путешествие по 
грязи и снегу, через всю Россию, скорбно глядевшую на исчезающую вдали воинскую 
колонку добровольцев. Капитан Иванов возвышался над сталью в своем последнем 
ложе, заметенном колючим снегом и укутанным льдом. 

Белые все отходили и отходили. Туркул время от времени говорил прапорщику 
Сороке: 

- Мы отступаем, Сорока. Может, похороним капитана в чистом поле? 

Но прапорщик сердито отвечал: 

- Разрешите доложить, господин полковник, как остановимся крепко, так и 
схороним. 

Почти два месяца, почти до Нового 1920 года не отдавали Иванова его солдаты. И 
только в Азове они похоронили его. Война отпустила Петра Иванова, одного из 
вечных русских капитанов, навсегда. 

Что-то мистическое, древнее в этой необычной истории, словно отражение предания 
или мифа. 

Прощай, Иванов! 

Занесло тебя снегом, Россия, Закружило седою пургой. И холодные ветры степные 
Панихиды поют над тобой. 

Но мы забежали вперед с этим отступлением. Вернемся к живым. Пока еще живым. 

Кутеповский корпус шел все дальше, хороня убитых и вовлекая в свои ряды молодых 
людей из освобожденных городов и сел. Не было времени остановиться, закрепиться 
на занятой территории.