Уходить зимой, без запасов, полуодетыми - в никуда? 

А оставаться - наверняка погибнуть в неравном бою. 

В России было четыреста тысяч офицеров, уходило из Ростова около четырех тысяч. 


К вечеру покидают город. Идут в молчании. 

Мороз, сухой снег. Каждый переживает про себя и, может быть, еще до конца не 
верит, что это происходит с ним. Тянется обоз, подводы с чемоданами, узлами, 
ящиками. Вывозят винтовки, снаряды, патроны, консервы, чай, сахар. Пятьсот 
комплектов белья, восемь тысяч банок консервов... 

Арьергард из восьмидесяти человек ждет, когда все пройдут. 

В городе стреляют. 

Впереди колонны идет Корнилов. Он в коротком полушубке с генеральскими погонами.
 Отказывается от лошади. 

Вышли к Аксайской станице. Казаки не хотят давать ночлега офицерам, боятся. Что 
же, усмирять? 

Казаков нельзя было обижать и притеснять, на них была вся надежда в будущем. Да 
и свои это были, как воевать со своими? Еще трудно было к этому привыкнуть. 

За Аксайской - станица Ольгинская. Здесь стояли два дня, дожидались отставших. 
Офицерский полк - генерал Марков, Корниловский - полковник Неженцев, 
партизанский - генерал Богаевский. 

В Офицерском полку - три роты по 250 человек. 3-й ротой командует полковник 
Кутепов. 

У него как будто повторяется молодость, начало службы. Иди впереди и гибни. 

Да что там... Вот генерал Деникин - потерял теплое пальто в Батайске, в худых 
сапогах, кашляет от простуды. 

Надежда - на Корнилова. Он выведет! 

Нищая жалкая армия вышла из Ольгинской. Провожать ее высыпала вся станица. 
Стоял весенний голубой день, сияло солнце. Никакой бедой не пахло. Казаки с 
семьями, улыбаясь, смотрели на тянущуюся по улице пехоту. 

- Ну что, станичники, не хотите нам помогать: - готовьте пироги и хлеб-соль 
большевикам и немцам, - язвительно заметил казачий генерал Богаевский. 

- Скоро будут к вам дорогие гости! 

- На всех хватит, - ответил пожилой бородатый казак, и вся его семья засмеялась.
 

Дальше пролег путь на Хомутовскую, Мечетинскую, Егорлыцкую. За Егорлыцкой 
начиналась Ставропольская губерния, где еще нет советской власти, но есть 
ушедшая с Кавказского фронта 39-я пехотная дивизия, большевики, местные советы, 
местный сепаратизм. Впереди - Екатеринодар. Надо спешить, чтобы прорваться туда,
 опередить противника. 

В нескольких верстах за Лежанкой железная дорога, занятая частями 39-й дивизии. 
Надо ждать боя. 

Но к Корнилову в Егорлыцкую прибыла депутация, обещала от имени всех жителей 
пропустить добровольцев. И слава Богу, что так. 

Ясное, чуть морозное утро. Тянется по степи колонна. Впереди Офицерский полк. 
Во главе широко шагает, опираясь на палку, помощник командира полка полковник 
Николай Степанович Тимановский: Он гимназистом шестого класса ушел добровольцем 
на японскую войну, был тяжело ранен, награжден двумя Георгиевскими крестами. 
Впереди у него очередное ранение, о котором он меланхолически скажет в первую 
же минуту: "Восемнадцатая дырка", впереди командование Офицерской имени 
генерала Маркова дивизией и смерть от тифа. А пока он посасывает свою 
неизменную трубку и идет, несмотря на то, что каждый шаг отдается болью в 
раненом позвоночнике. 

Одну из рот ведет Кутепов. 

Первый бой добровольцев! Офицеры шли спокойно, не ложась, прямо на Лежанку. 
Село опоясано окопами. Речка, мост, у церкви стоит батарея и бьет вдоль дороги. 
Офицерские роты идут в полный рост, и блестят штыки. Огонь все чаще. Уперлись в