|
И - револьвер к виску.
Ведь как человеку жить без веры, без отечества, без своего народа?
От Великой России осталось только полковое знамя. Преображенский полк еще
держится, но все громче в комитете звучат торжествующие голоса, что Кутепов -
стратег старого режима, его надо послать писарем хозяйственной части полка.
Недолго оставалось Преображенскому кораблю выдерживать бурю, он был обречен.
Двадцать первого ноября офицеры прощались со знаменем полка. Его сняли с древка,
свернули и приготовились спрятать. Кутепов отвернулся к окну, по его бороде
текли слезы. Он забарабанил пальцами по стеклу. Слова были ни к чему. Не было
ни торжественных заверений, ни прощальных клятв отомстить. Словно подчеркивая
распад всех традиций, на походных кроватях лицом к стене лежали
Малевский-Малевич и Вансович. Правда, они издавали какие-то глухие, лающие
звуки, выдающие сдержанное рыдание. Несколько офицеров, униженные увиденным,
злобно смотрели в пол.
Они стали сиротами. Во всем мире у каждого человека, даже у самого убогого,
были в душе огни, которые светили в любой тьме. У них теперь ничего не было,
настала ночь.
Второго декабря 1917 года последним приказом Кутепова полк был расформирован.
Петр Великий, наверное, перевернулся в гробу - любимый его полк больше не
существовал!
В горе, отчаянии, безнадежности офицеры потянулись на Дон. Это была агония
Великой России, породившая яркую жертвенную вспышку Белой идеи - идеи борьбы с
разложением государства. Наконец-то они были свободны от всего, кроме этой
высокой идеи. За ними была великая история, культура, слава. А что было за их
врагами? Жажда добить, доломать страну?
Но насколько были соизмеримы противостоящие силы, в конце 1917 года никто не
знал.
Ледяной поход - последний подвиг Корнилова. Кутепов становится крупной фигурой.
Деникин против Краснова
Двадцать четвертого декабря Кутепов вступил в Добровольческую армию, прибыв в
столицу Донского казачества Новочеркасск.
Здесь со второго ноября сухой старик в очках, с седыми жесткими усами, одетый в
штатский костюм, занимался организацией патриотических вооруженных сил. Это был
генерал Алексеев, одна из самых значительных фигур злосчастного семнадцатого
года. Это он был одним из организаторов давления на императора Николая II в
смутные февральские дни, это он разочаровался в руководителях Февраля, это он
морально поддерживал Корнилова в августе и тем не менее для спасения армии
вступил в соглашение с Керенским, это он арестовал Корнилова в Могилеве. За
плечами этого шестидесятилетнего больного человека была, по сути, уже вся жизнь.
Он предчувствовал близкую смерть и считал, что сейчас делает "свое последнее
дело на земле". Он был не дворянином, а сыном сверхсрочного солдата. Воевал на
трех войнах, еще с далекой русско-турецкой, осененной участием Александра II,
наследника престола будущего императора Александра III, генералов Скобелева,
Драгомирова, Гурко. Алексеев видел и цветущую страну, и разбившуюся державу.
Дон представлялся ему богатой и обеспеченной собственными вооруженными силами
базой, опираясь на казачество, он намеревался собрать последнее ополчение -
офицеров, юнкеров, добровольцев из всех слоев населения, чтобы восстановить в
государстве порядок. По-видимому, Алексеев представлял положение сходным со
Смутным временем, когда в Кремле засели иностранцы, поставившие своего царя, а
окраинные области России должны были организовать национальное сопротивление.
Но положение, как вскоре генерал убедился, было иным: как и в дни корниловского
выступления, народная масса, в том числе и казачество, была равнодушна ко
всякой патристике, считая ее уделом высшего, находящегося за трещиной слоя.
В добровольцы записывалось на удивление мало!
В Новочеркасске, на окраине, в помещении одного из лазаретов на Барочной улице
разместилось помещение для офицерского общежития. В ноябре Алексееву удалось
получить пожертвованиями всего четыреста рублей.
Атаман войска Донского был в сложном, двойственном положении. Лично он горячо
сочувствовал Алексееву, но в области царили настолько враждебные попыткам
вовлечь казачество в новую войну настроения, что Донское правительство
надеялось, не принимая участия в борьбе, спасти Дон от нашествия большевистских
сил. Поэтому генерал Каледин просил Алексеева не задерживаться в Новочеркасске
дольше недели и перебраться со своей кучкой офицеров куда-нибудь за пределы
области - на Волгу в Камышин или на Северный Кавказ.
|
|