В это время Николай II решает направить в столицу по две кавалерийские дивизии, 
по два пехотных полка и пулеметные команды с каждого фронта. Все окружение царя 
ратовало за уступки, но царь считал, что уступки только придадут восставшим 
больше уверенности в своих силах и безнаказанности. 

Николай тут же выезжает в Царское Село, покидая Ставку, где он был под 
непробиваемой броней всех вооруженных сил России, и бросает себя в пучину хаоса.
 Можно понять его тревогу за семью, но положение Главнокомандующего, не говоря 
уже о положении главы государства, обязывало его к более продуманным решениям. 
Отъезд из Ставки оказался роковым шагом. 

В его представлении Россия была страной, где жили крестьяне Штукатуровы, верные 
Отечеству солдаты и офицеры, подчиняющиеся законам империи промышленники, и, 
самое главное, она управлялась свыше традициями православия, которые проводил 
он, Православный Царь. Но на самом же деле это оказалось сказкой. 

Во вторник двадцать восьмого февраля Николай покинул Ставку, а второго марта в 
четверг ему предстояло подписать манифест об отречении от престола. 

Пока Николай находится между Петроградом и Ставкой, все нити управления - в 
руках начальника штаба Алексеева. К нему поступают сведения об успокоении в 
столице, которым он верит. 

То, что произошло в последующие два дня, полностью подтвердило непонимание 
характера событий ни императором, ни его генералами, которые верили, что 
уступками думской оппозиции можно избежать гражданской войны и удержать порядок.
 Они разыгрывали привычную комбинацию "Правительство Дума", то есть "Бюрократия 
- Интеллигенция", где вправду можно было бы найти компромисс. 

Они хотели заштопать прореху, не замечая пропасти. 

Первого марта Николай II прибыл в Псков, где размещался штаб Северного фронта. 

Генерал Алексеев в Ставке и генерал Рузский в Пскове считали, что надо отменить 
посылку верных войск в Петроград. 

Свое особое мнение генерал Н. Н. Рузский выразил свите Государя весьма открыто: 
"Остается, - сказал он, - сдаваться на милость победителей", считая, что 
"победители" - это думский блок. 

В устах генерала слова о сдаче были признаком формального предательства. 

Тем временем верные войска двинулись на мятежную столицу. 

Батальон георгиевских кавалеров с генералом Н. И. Ивановым во главе достиг 
вечером первого марта Царского Села. Железнодорожников они приводили в чувство 
одной угрозой полевого суда, на ближних к столице станциях усмиряли 
революционных солдат, ставя их на колени. 

Полки Северного фронта, 67-й и 68-й, выдвинулись к городу. С других фронтов 
продолжали идти верные полки. 

"Достаточно было одной дисциплинированной дивизии с фронта, чтобы восстание 
было подавлено". 

Вечером первого марта Николай II и генерал Рузский разговаривали в течение 
нескольких часов. Этот разговор все решил. 

Но еще во время разговора была от имени царя послана генералу Иванову 
телеграмма: "Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать".
 

Еще во время разговора генерал Рузский остановил отправку войск Северного 
фронта и повернул обратно уже отправленные. 

Одновременно Ставка распорядилась отправляемыми частями Западного и 
Юго-Западного фронтов: остановить, не производить "до особого уведомления". 

Долгий разговор государя с генералом закончился согласием Николая на 
формирование правительства из членов Думы. 

Но поскольку Дума не имела реального влияния на революционные события и ею 
только прикрывался Совет рабочих депутатов, согласие царя означало просто 
капитуляцию. 

Он не знал, что подписывает себе смертный приговор. И Великой России. 

Он стремился избежать ненужного кровопролития. 

Он предполагал, что отныне Россия будет конституционной монархией, подобно