Врачи волновались, просили вывести из дома всех здоровых. Он подумал: оборонять 
дом? Отпустить? Как лучше? 

Улица бурлила, собирала злобу еще сильнее. У нее была какая-то бесовская мощь, 
неодолеваемая ни словом, ни страхом. Это не фронт, это не имело названия. Разве 
беспорядки на железной дороге в Чите и Красноярске, когда молодой поручик 
Кутепов возвращался из Маньчжурии, могут сравниться? Не могут. Там он легко 
справился, солдаты были что надо. Здесь же - не было тех солдат, вот в чем дело.
 Не было и гвардии. 

И Кутепов решил отпустить здоровых солдат. Поблагодарил их за честное до конца 
исполнение долга и приказал: оставить винтовки на чердаке, расходиться малыми 
группами со своими унтер-офицерами. 

Толпа все гудела, слышались угрозы Кутепову. Ему тоже предложили переодеться в 
штатское и покинуть дом, пока не поздно. Как, в штатское? Он наотрез отказался. 
Послал двух унтеров посмотреть, может ли он незаметно покинуть дом. Но у всех 
выходов стояли вооруженные рабочие, ждали выхода полковника. 

Наступала ночь. Кутепов отпустил и этих унтер-офицеров и остался один, решив 
спокойно ждать, что будет дальше. Он задремал в кресле. Поздно ночью его 
разбудил ефрейтор учебной команды преображенцев, которого послал подпрапорщик 
Лисов с комплектом солдатского обмундирования, чтобы полковник мог переодеться 
и ускользнуть. Может быть, это был последний шанс. 

"Но мне был противен какой-либо маскарад, и я отказался", - позже, в 1926 году, 
напишет об этом генерал Кутепов. 

Между тем восставшие овладели почти всей правобережной частью города, а также 
Литейной и Рождественской частями. Таврический дворец, в котором заседала Дума, 
тоже был захвачен. 

Дума как реальная величина перестала существовать. Но от ее имени рассылались 
по стране телеграммы, изображая положение в выгодном для восставших виде. 

Вскоре рабочая группа Военно-промышленного комитета была освобождена из тюрьмы 
Кресты, вместе с депутатами-социалистами и несколькими большевиками образовали 
Исполнительный комитет Совета рабочих депутатов, по всем заводам разослали 
агентов, чтобы там немедленно проводили выборы в Совет, заседание которого 
назначалось на семь часов вечера. Власть восставших самоорганизовывалась . 

В исполнительном комитете были сообразительные люди. Они догадались, что 
взбунтовавшиеся солдаты скоро изголодаются, и сразу же стали реквизировать 
продовольствие "для нужд революции". Таврический дворец получал 
притягательность еще и на желудочном уровне. 

А что правительство? Оно все не понимало обстановки. Думали: надо уступить 
народу Думу, поменять неугодного ему министра Протопопова, убеждали того 
сказаться "больным". Не то что не понимали, просто оказались ничтожными! 

Происходящее точно укладывается в философскую формулу Владимира Вейдле: "Лучшей 
гарантией успеха было для революции истребление правящего и культурного слоя, и 
эту гарантию Ленин от народа получил". 

От Петра до Владимира Ильича пролегла сперва трещина, потом пропасть 
Российского материка. 

Еще бьется Кутепов, еще хлопочут думцы, изображая себя создателями новой власти,
 еще в Зимнем дворце есть около полутора тысяч человек верных войск... 

А тем временем Исполнительный комитет уже провел первое собрание Совета, 
получили поддержку представителей восставших полков, которым не было пути назад,
 выбрали Исполнительный комитет, куда преимущественно вошли сторонники 
поражения России в войне, стали готовить выпуск "Известий Совета" и манифест. 

Из Зимнего войска переходят в Адмиралтейство (чтобы не подвергать опасности 
обстрела ценности Эрмитажа), из Адмиралтейства тоже уходят (морской министр 
Григорович просит пожалеть "ценные кораблестроительные чертежи"), - и потом 
войска рассасываются. 

Справедливости ради, надо отметить, что существует версия о заговоре 
английского посла Бьюкенена, который планировал организацию дворцового 
переворота, опираясь на Прогрессивный блок Думы. Приводим запись из дневника 
генерала Жанена от седьмого апреля 1917 года: "Долгий разговор с Р., который 
подтверждает то, что недавно сказал мне М. Посетовав, что Германия ненавидит 
его самого и всю его семью, он заговорил о революции, которую, заявил он, 
устроили англичане, а именно сэр Джордж Бьюкенен и лорд Мильнер. Петроград в 
это время кишел англичанами... Он утверждал также, что мог назвать улицы и 
номера домов, в которых квартировали британские агенты. Им было приказано во