Впрочем, именно в царствование Николая II Россия стала осознавать, что ее 
будущее - в Азии. Она не хотела войны с Японией, не была к ней готова, но когда 
японский ультиматум поставил ее перед выбором: отступить с Дальнего Востока или 
защищаться, ответ был предопределен. Русские согласились почти на все японские 
условия, кроме защиты своих интересов в Маньчжурии. Японцы стремились к 
большему. Они задержали в Нагасаки телеграмму российского МИДа послу Розену на 
четыре дня и доставили ее уже после разрыва дипломатических отношений. Япония, 
закончив в 1903 году программу вооружений, хотела войны. 

Подпоручик Кутепов был песчинкой в поднявшейся буре. Он не задавал себе 
ненужных вопросов о том, что он делает в Маньчжурии. Евразийская природа России 
еще не осознавалась им. Это придет гораздо позже, уже в эмиграции, когда надо 
будет выбирать, с кем бороться за интересы России, можно ли идти в одном строю 
с ее вечными соперниками. А пока же другие русские, как исследователи из 
далеких миров, предупреждали: "Для Всероссийской державы нет другого исхода, - 
или стать тем, чем она от века призвана быть (мировой силой, сочетающей Запад с 
Востоком), или бесславно и незаметно пойти по пути падения, потому что Европа 
сама по себе нас в конце концов подавит внешним превосходством своим, а не нами 
пробужденные азиатские народы будут еще опаснее, чем западные иноплеменники". 

Эти слова и сегодня, в конце двадцатого века, явно проигранным Россией, звучат 
пророчески. Да только многие ли их способны понять? 

В начале века таких было мало. 

Судьба войны решалась не на полях сражений, и не Ляоян, не Сандепу, не Мукден 
определили в конце концов ее итог. Связанные с Россией всего лишь одной ниткой 
железной дороги войска должны были отступать, маневрировать, выжидать, то есть 
применять тактику 1812 года, что командующий русской армией генерал А. Н. 
Куропаткин и стал осуществлять, наметив рубежом отхода Харбин. В свое время 
Куропаткин был начальником штаба у Скобелева, но, увы, не обладал должной силой 
натуры да и необходимыми полномочиями. Например, ему приходилось скрывать свое 
намерение отступать ради выравнивания возможностей. 

Впрочем, генералы Куропаткин ли, Линевич или кто-то другой не влияли на 
настроение российского общества, то есть на мнение просвещенной интеллигентской 
публики, которая желала нашей армии поражения. 

"Я прекрасно помню, - свидетельствует генерал Е. И. Мартынов, - как один мой 
знакомый, ныне видный и притом далеко не левый член Думы, откровенно сказал 
мне: "Чем хуже будет вам в Маньчжурии, тем лучше станет нам в России". 

Велась жестокая борьба за власть. Даже такие зубры государственности, как С. Ю. 
Витте не скрывал своих "пораженческих" взглядов. "Как политик, говорил он в 
начале июля 1904 года, - я боюсь быстрых и блестящих русских успехов; они 
сделали бы руководящие санкт-петербургские круги слишком заносчивыми... России 
следует еще испытать несколько военных неудач". 

Что же говорить об оппозиции? Эсеры прямо заявляли, что всякая победа грозит 
России бедствием укрепления порядка, а всякое поражение приближает час 
избавления. 

В октябре 1904 года в Париже собрались на совещание представители оппозиционных 
и революционных партий. Среди них было много национальных партий - польская, 
армянская, грузинская, латышская, финская. На конференции были вынесены 
резолюции "об уничтожении самодержавия", о замене его "демократическим строем, 
основанным на всеобщей подаче голосов", а также о "праве национального 
самоопределения" народов России. Революционные партии затем заседали отдельно 
от конституционалистов и вынесли решения пораженческого характера и в поддержку 
террора. 

Это трудно представить, например, в той же Японии! Ведь шла война. И тем не 
менее это так. 

Убийствами министров, губернаторов, офицеров доказывалось стремление к 
прогрессу общества. 

До Кутепова все это доходит как сквозь толстую вату. Армия совершенно спокойна, 
начинает крепнуть, получая все больше и больше подкреплений. Время работает на 
Россию. Япония уже вывела все свои силы, а Россия еще только начала 
разворачиваться. Могла ли война завершиться успешно для нее? Безусловно. Это 
признавали и те, кто совсем не желал такого исхода. Если бы в тылу был покой, 
то в конце концов Куропаткин передавил бы чашу весов на свою сторону. 

Однако внутренние волнения все больше мешали армии. Кому они были выгодны? 
Теперь уже достаточно много свидетельств, подтверждающих участие Японии в 
финансировании антигосударственных акций в России. Об этом писал в своих 
воспоминаниях руководитель эсеровского террора Борис Савинков: "Член финской 
партии активного сопротивления Конни Циллиакус сообщил центральному комитету, 
что через него поступило на русскую революцию пожертвование от американских