VIII 
      31 июля русская армия целые сутки укреплялась на франкфуртских холмах. 
      На южных склонах Еврейской горы и Большого Шпица и вокруг всей Мельничной 
горы рыли окопы, насыпали батареи. 
      Мушкатеры, гренадеры, артиллеристы работали босиком, в одних штанах, 
сбросив не только кафтаны, но и камзолы. Вместо душных кожаных, с медными 
украшениями гренадерок одни по-бабьи повязали голову платком, другие, более 
сметливые, заранее взяли из обоза старые шляпы, а кто работал просто так, с 
непокрытой головой: грейся на солнышке, солдатская голова, может, в последний 
раз тебе на солнышке греться! 
      Красные и зеленые кафтаны и камзолы кучками лежали наверху, на горе, где 
среди фузей, поставленных в козлы, изнывали на солнцепеке часовые у полковые 
знамен, у казны, у пушек. 
      А те солдаты, которым уже минуло за пятьдесят, сидели на опушке 
франкфуртского леса, плели туры для песка и вспоминали далекое детство, как 
когда-то сиживали вот так же на пастьбе с огрызком косы и лыком. 
      Батареи насыпали на всех возвышенностях, но главные, многопушечные 
батареи были на правом крыле, на Еврейской горе, и в центре, на Большом Шпице 
Тут батареи насыпались по всем правилам. Апшеронский полк работал над большой 
батареей Шпицберга. Бригада Любомирского-пехотные полки Ростовский, Апшеронский 
и Псковский - занимала ретраншаменты слева от большой батареи Шпицберга, 
прикрывая ее. 
      Постройку большой батареи вел сам генерал Фермор. Следить за работами и 
указывать он оставил какого-то невзрачного, худощавого штаб-офицера. 
      Ильюха Огнев сразу узнал его - это был тот самый подполковник, который 
вчера видел, как Ильюха рубил рогаточные колья Солдаты в первую же минуту 
окрестили подполковника "быстрым": он делал все чрезвычайно быстро - ходил, 
говорил, указывал, где и как надо рыть. 
      Солдатам он полюбился. 
      Командир полка, как глыба, стоял где-то там, наверху, ленясь спуститься 
пониже, хорошо не видел, как и что делается, и только знал кричать да 
по-всегдашнему сулить палки и "сквозь строй", а сам норовил поскорее убраться в 
тенек. Этот же штаб-офицер, в расстегнутом камзоле, без галстука, с локтями, 
измазанными в глине, был тут, во рву. Говорил он с солдатами ласково, шутками, 
вместе с ними жарился на солнышке и вместе с ними пил из одного ведерка 
невкусную, пахнущую болотом, ржавую воду. 
      Ильюха Огнев работал в охотку. Работа была не та непривычная, постылая - 
"подвысь" да "скуси патрон",- а настоящая, деревенская, досконально Ильюхе 
знакомая - с лопатой. 
      Солнце приблизилось к полудню, когда апшеронцы, вместе с псковичами, 
ростовцами и артиллеристами, заканчивали половину главной батареи. Худощавый 
штаб-офицер сказал: 
      - Доведете до куртины, будем полдничать. 
      И сам поехал на Еврейскую гору, должно быть, к Фермору. 
      Поднажали, довели до куртины. Ротные, смотревшие за работой, увидев, что 
урок выполнен, подались понемногу наверх, к кустикам А солдаты, выравнивая и 
подчищая скаты, перекидывались словами: 
      - Вот толока у нас сегодня! 
      - На такую толоку много водки надо хозяину припасать! 
      - Больше чарки все равно не дадут, а то сдуреете, как при Цорндорфе. 
      - Душно, хоть бы дождик пошел. 
      - Не будет дождя - петухи вчера не пели... 
      - Кому ж и петь, коли шуваловские секретно всех петухов порезали, съязвил 
мушкатер. 
      - Да и вы, пехота-матушка, не поддадитесь! Тоже хороши куроеды! - не 
оставались в долгу артиллеристы. 
      - Сегодня один пел, ей-ей, пел, сам слышал - на часах стоял. 
      - А у вас рунд (Рунд-поверка часовых.) ходил? Может, ты во сне это 
слышал? 
      - Ребята, потише - едут. 
      Говор стих. Лопаты заработали усерднее. Офицеры, как воробьи с куста, 
посыпались вниз к солдатам. 
      К главной батарее приближалась группа всадников. Впереди ехал седенький 
главнокомандующий. Глаза у него были красные, невыспавшиеся старый человек, а 
долгий летний день на ногах. 
      Подъехали, остановились. 
      - Что ж, Вилим Вилимович, неплохо? - спросил Салтыков у Фермора, ехавшего 
рядом. - Половина штерншанца (Штерншанц - звездообразный окоп.) готова. 
      - Да, в таких поспешных условиях, конечно,- уклончиво ответил осторожный 
Фермор. 
      - Ну вот, Александр Васильевич, пусть работают так и дальше,обернулся 
Салтыков к худощавому подполковнику и поехал со свитой прочь. 
      Суворов остался у штерншанца. 
      - Ребята, давайте полдничать,- сказал он, спрыгивая с лошади. 
      IX 
      Счастие имеет для предводителей часто гораздо печальнейшие последствия, 
чем неудачи: первое делает их самонадеянными, последние учат их осторожности и 
скромности. 
      Фридрих II 
      Король Фридрих стоял, наклонившись над картой. Косичка с концом, загнутым 
точно крючок, смешно взметнулась вверх. 
      Голубая змея широкого Одера. Красные прямоугольники словно кирпичи: 
Франкфурт. Штриховка холмов как срез молодой сосны: Юденберг, Шпицб