ою Салтыковым, все достоинство которого 
заключалось лишь в том, что он был родственником императрицы. 
      Когда Салтыков, проезжая через Кенигсберг, ходил по улицам в своем белом 
кафтане без единого ордена, на Салтыкова обращали не больше внимания, чем на 
какого-либо полкового аудитора. Салтыков был прост во всем: в своей жизни, в 
обращении с людьми. Фермор же держал себя очень важно и любил пышность. 
Одевался Фермор всегда щегольски - в голубой кафтан с красными отворотами. Было 
душно, но Фермор сидел в парике, напудренный, аккуратный. И даже по кафтану у 
него сегодня шла через плечо голубая орденская лента. 
      Салтыков, разморенный духотой, небрежно расстегнул свой 
      когда-то белый, но изрядно потемневший от ежедневной носки старый 
ландмилицкий (Ландмилиция - местное земское войско, организованное Петром I.) 
кафтан, который нашивал, еще командуя ландмилицией на Украине. Парика Салтыков 
сегодня вовсе не надел и время от времени вытирал платком голову, пухлое лицо и 
старчески сморщенную шею. 
      Фермор смотрел на главнокомандующего и ликовал: пусть-ка этот барин 
узнает, легко ли командовать армией, когда руки связаны, с одной стороны, 
петербургской Конференцией (Конференция - придворный военный совет, 
руководивший из Петербурга военными действиями русской армии за границей.), а с 
другой - австрийским гофкригсратом (Гофкригсрат - австрийский придворный 
военный совет.). 
      - Что ж будем делать? - прервал молчание Салтыков. - Ну-с, господин 
подполковник, каково ваше мнение? - обратился он к младшему среди 
присутствующих. 
      - Идти навстречу врагу! - твердо сказал Суворов. 
      Все оглянулись на него; то, что сказал подполковник, противоречило 
общепринятым правилам тогдашней стратегии, казалось абсурдом. 
      Вильбуа смотрел на тщедушного подполковника с явным пренебрежением: какую 
чепуху несет человек! 
      Скромный князь Голицын, слабо разбиравшийся в военном деле, смотрел то на 
одного, то на другого из генералов. Он не был и не считал сам себя военным 
человеком. Он только подчинялся монаршей воле: императрица назначила его 
командиром Обсервационного корпуса, и Голицын послушно командовал. 
      Румянцев с интересом взглянул на малознакомого подполковника. 
      Фермор снисходительно улыбался: он уже немного знал быстрый нрав своего 
дивизионного дежурного штаб-офицера, был знаком с его странными стратегическими 
взглядами. 
      Салтыков же только тер голову и ухмылялся: ну и предложил! 
      - Господа генералы, ваше мнение? - глянул он на трех генерал-поручиков. 
      Первым отозвался Румянцев: 
      - Оставаться на месте и ждать короля. 
      - И я так думаю, - поддержал его князь Голицын. - Ведь позиция у нас 
почти неприступная. 
      Фермор скривил свое красивое лицо: 
      - Позиция имеет большой недостаток - фронт прорезывается оврагами, 
никакого сикурсу (Сикурс- помощь.) дать друг другу будет невозможно. 
      Ему было смешно, что Голицын - начальник дивизии, а не понимает такой 
простой вещи. 
      - Вы неправы, Вилим Вилимович,- оживился Салтыков. 
      В глубине души он понимал, что Фермор прав, но недолюбливал его и хотел 
уколоть. 
      Салтыков, наклонившись над картой, ткнул в нее пухлым перстом: 
      - С левого крыла нас обойти, сами видите, нельзя - река Одра. А с правого 
- пусть обходит! Тут - речка, пруды, болота. Король любит драться на ровной 
местности, чтобы ему можно было поставить свои линии, а у нас здесь горы да 
овраги. Фермор молчал. 
      - Может быть, ваше сиятельство, еще укрепить фронт ретраншаментом? 
(Ретраншамент- окоп.) - поспешил предложить угодливый Вильбуа. 
      Салтыков недовольно поморщился, махнул рукой: 
      - Э, сейчас незачем. Зря только солдат мучить. Подождем до утра: утро 
вечера мудренее! А что же все-таки предлагаете вы? - спросил он у Вильбуа. 
      - Подчиняться приказу Конференции и отступить к Кроссену,- ответил 
Вильбуа, поглядывая на Фермора - поддержит он или нет. 
      - Самое правильное решение! - поддержал Фермор. 
      Салтыков вытер лицо платком, секунду помолчал, как бы собираясь с духом, 
а потом отрубил: 
      - Трогаться с места нельзя: тронешься, перемешаешь все полки - потом и за 
сутки в боевой порядок их не поставишь! Нет, уж будем стоять здесь и ждать 
короля! 
      - Простите, ваше сиятельство, а как же с обозом? Ведь у нас двадцать 
тысяч повозок. С этаким цыганским табором принимать бой на холмах? - горячо 
выпалил Суворов. 
      Его раздражала нерешительность Салтыкова. Петр I, у которого учился 
подполковник Суворов, говаривал: "Во всех действиях упреждать", а этот толстый 
барин вовсе не думает идти навстречу врагу, а собирается только обороняться. 
      - Подполковник Суворов прав, - первым отозвался генерал Фермор. 
      Фермор был доволен, что его дивизионный дежурный штаб-офицер так 
основательно поддел главнокомандующего. Но ему не понравилось одно: зачем 
Суворов обозвал весь обоз и в том числе, стало быть, и его верблюдов "цыганским 
табором"? 
      - Будем мы отступать или нет, а обоз надобно сегодня же отправить за Одер,
 - сказал Фермор. 
      - Совершенно верно. Немедленно отправить за реку! - спохватился