ичались от обыкновенных 
мужиков. 
      Перед срубом, поставив ногу на свежее бревно, стоял спиной к Воронову 
небольшого роста человек в белой куртке. Он был без шляпы. 
      - Бог помощь. - сказал Воронов подходя. Человек, стоявший спиной к 
Воронову, обернулся. На Воронова глядели быстрые голубые глаза. Большой лоб 
человека был покрыт капельками пота. 
      - Спасибо, служивый! - ответил голубоглазый человек.- Откуда и куда путь 
держишь! Уж не из Смоленского ли полку? 
      - Так точно! - браво ответил Воронов, по привычке вытягиваясь и глядя, 
как ведено в уставе, быстро и весело. 
      "Должно быть, сержант какой - смотрит за постройкой",- сразу мелькнула 
мысль, 
      - Прислали взамен прикмахтера. 
      - Да, да, знаю. Вот и хорошо,- улыбнулся голубоглазый человек.- Стало 
быть, ты сапожник?. 
      - Сапожник, вашбродие. 
      - Водку пьешь? 
      - Пью, вашбродие! 
      - Звать как? 
      - Воронов. 
      - На ворона мало похож: курнос! - определил голубоглазый человек, 
оглядывая с ног до головы Воронова.- А ну-ка, покажи, как у вас, в Смоленском, 
клинки точат? - неожиданно сказал он, шагнул к Воронову и сам выхватил из ножен 
его полусаблю. 
      Клинок был весь в ржавчине. Голубые глаза помрачнели и чуть прикрылись 
тяжелыми веками. 
      - Так и знал: эфес блестит - глазам больно, а клинок - помилуй бог, 
какой! Хороши вояки, нечего сказать! 
      Воронов залился краской. 
      - У нас, ваше благородие, первое дело, чтоб эфес горел,- извиняющимся 
тоном сказал он, вкладывая клинок в ножны. 
      - А ружье как? - спросил голубоглазый, протягивая руку. 
      Воронов снял с плеча ружье. 
      - Ружье-то вычищено,- уверенно сказал он. 
      Голубоглазый человек повертел в руках ружье. Оно все гремело: в прикладе 
была высверлена довольно большая дыра, в которой перекатывались, звенели 
стеклышки, черепки. 
      Голубоглазый удивленно посмотрел на Воронова. 
      - Эти побрякушки зачем? 
      - Их высокоблагородие наш полковник велели так сделать, чтоб, дескать, 
громче было. Когда зачнем кидать ружье на плечо аль на караул, чтоб стучало,- 
все равно как орех щелкнул! 
      Солдаты молча улыбались. Голубоглазый человек неодобрительно покачал 
головой. 
      - А много ль раз за лето у вас в полку стреляли? - спросил он.- Поди, ни 
разу? 
      - Так точно, ваше благородие, ни разу! - признался Воронов. 
      - Вот то-то! Ну, ничего, у нас постреляешь! Лети, Ворон! - кивнул 
голубоглазый человек, возвращая Воронову ружье.- Рост у тебя хорош, лети в 
первую роту к капитану Кутузову. Да ступай прежде всего к Волхову - умойся: ишь,
 запылился как! Солдат должен быть чист, опрятен! 
      - Слушаюсь! - ответил Воронов, поворачиваясь кругом. 
      - Да запомни: пить у нас где хочешь пей, только не в кабаке! - крикнул он 
вдогонку Воронову. 
      Полчаса спустя Воронов, определенный в капральство и получивший место в 
палатке, шел с мушкатером к Волхову. 
      - Значит, это училище для полка строят, а дальше - полковые конюшни. И 
сад, стало быть, тоже полковой. Вон оно что-о! А скажи-ка, приятель,
расспрашивал он у мушкатера,- с кем это я разговаривал? В белом кафтане, без 
шляпы. Офицер он аль кто? 
      - Маленький, быстрый такой? Глаза голубые, а в лице худощавый? 
      - Во-во-во,- узнал по описанию Воронов. 
      - Это ж и есть наш полковой командир, Александра Васильич. 
      Воронов даже остановился от удивления. 
      - Вот те на - сам полковой командир! 
      И он тотчас же представил себе командира Смоленского полка фон Штраля. 
Как тот со шляпой, надвинутой на левую бровь, идет с тростью по лагерю и даже 
не посмотрит на солдата. Что-нибудь спросит, а потом ткнет тростью в живот 
солдата и скажет зло: "Пшел!" 
      - А как полковнику фамилие? - спросил Воронов. 
      - Суворов. 
      "Он говорил давеча, что мое фамилие не по мне,- раздумывал, идучи, 
Воронов,- но и его ж не подходит к нему: ну какой же он суровый?" 
      III 
      Не надлежит мыслить, что слепая храбрость дает над неприятелем победу, но 
единственно смешанное с оною военное искусство. 
      Полковое учреждение 
      1-й батальон, с мокрыми от росы штиблетами, стоял в кустах, ожидая 
сигнала к атаке. 
      Солнце еще не взошло, но лес уже был полон птичьего гама, а над полями 
трепетали, заливались жаворонки. 
      Впереди расстилался обширный монастырский луг. Он весь был в росистой 
паутине, - прозрачная и тонкая, она висела на стеблях трав, на головках еще не 
скошенных цветов. Вдали, за лугом, на том берегу подернутой туманом реки, 
вырисовывались белые стены монастыря. 
      Мушкатеры, покашливая и перешептываясь между собою,