накомые апшеронцы, с которыми он вчера насыпал большую батарею. 
Подбегая к ним, Суворов издали увидал их сутуловатого, мешковатого полкового 
командира. Он сидел в сторонке на барабане. 
      По возбужденным лицам мушкатеров можно было видеть, что они готовы сейчас 
же последовать примеру вологодцев и только ждут сигнала к атаке. Минута была 
решающая. 
      Суворов не раздумывал. Он бежал к фрунту апшеронцев. Сутуловатый командир,
 увидев бегущего к полку штабного офицера, поднялся с барабана и заковылял на 
своих негнущихся, подагрических ногах. 
      Александр Васильевич раньше его выбежал вперед и, выхватив из ножен шпагу,
 закричал: 
      - За мной, ребята! - и побежал к оврагу. Это было боевое крещение 
Суворова, но он не чувствовал никакого страха. Наоборот, здесь, под пулями, он 
стал более спокоен, чем был там, на горе, когда смотрел на бой в зрительную 
трубу. Суворов немного волновался, но к этому волнению примешивалось какое-то 
любопытство - поскорее узнать, испытать все самому. 
      - Ваше высокоблагородие, батюшка-барин, бросьте этот вертел - вы же с ним 
пропадете! Возьмите хоть нашу солдатскую фузею! - совал ему в руки тяжелую 
четырнадцатифунтовую фузею какой-то капрал, подбежавший к нему. 
      Суворов в одну секунду оценил услугу: капрал был прав - что можно сделать 
с тонким клинком против штыка? 
      Он сунул шпагу в ножны и схватил фузею. 
      В двух шагах уже был овраг. Суворов обернулся к апшеронцам. На мгновение 
он увидел за собою плотную стену мушкатеров, их разгоряченные, полные решимости 
лица. 
      - Ура! - закричал Суворов и бросился вниз. 
      За ним, обгоняя, ринулись в овраг апшеронцы. Кто-то упал, загремев фузеей 
и водоносной флягой. Кто-то крикнул сзади: "О господи!" - видимо, угодила пуля. 
Апшеронцы сбежали в овраг. 
      Пруссаки не выдержали натиска гренадер и вологодцев и попятились к 
Мельничной горе. На ее склонах кипел штыковой бой. Апшеронцы хорошо подоспевали 
на помощь. 
      Слева вновь прокатилось "ура": русские полки атаковали пруссаков по всему 
оврагу. 
      Суворов легко бежал с фузеей наперевес: с горы ноги бежали сами. Шляпа 
давно слетела с головы, но он и не подумал ее подымать - хотелось скорее вперед.
 Он уже различал пруссаков. Рослые, плотные, они отчаянно отбивались от 
мушкатеров, но мушкатеры бесстрашно лезли вперед. 
      Неожиданно из-за куста на Суворова выскочил пруссак. Подвижной, ловкий 
Суворов, как опытный фехтовальщик, быстро отпрыгнул в сторону и ударил 
неповоротливого, тяжелого гренадера штыком в бок. Пруссак упал. 
      Суворов побежал дальше. Он видел, как впереди, в нескольких шагах от него,
 старик мушкатер боролся с пруссаком - оба старались вырвать друг у друга 
остававшуюся у кого-то в руках фузею. Небольшая канава отделяла Суворова от 
борющихся. Александр Васильевич прыгнул, но оступился и упал на одно колено 
Падая, он увидел - что-то черное и большое метнулось к нему сбоку. 
      "Пруссак! Конец!" - пронеслось в мозгу. 
      Но над его головой раздался крик, и, больно задев Суворова, в канаву 
полетел пруссак: во-время подоспевший русский мушкатер свалил его сзади штыком. 
Суворов вскочил на ноги и глянул на своего спасителя. Он без труда узнал в нем 
молодого мушкатера, рубившего рогаточные колья. 
      Пруссаков вблизи уже не было - русские штыками теснили их выше и выше. С 
Большого Шпица с криком "ура" бежали новые полки. 
      Пруссаки лезли на Мельничную гору, которая и без того была переполнена 
войсками. Но и на горе не было спасения: батареи Бороздина, стоявшие в центре 
Большого Шпица, давно били продольным огнем по этому скоплению неприятеля. Ни 
одно ядро, ни одна картечь не пропадали даром. 
      Горела подожженная брандкугелями ветряная мельница. Густой сизый дым полз 
по горе. 
      Пруссаки заколебались, побежали с Мельничной горы вниз, к берегам 
болотистой речки Гюнер. Русские сидели у них на плечах. 
      XVII 
      Король Фридрих без шляпы, в измятом, изодранном мундире стоял один на 
пригорке и тупо, невидящими глазами глядел перед собой. 
      Мимо него, обезумев от страха, бежали его гренадеры, мушкатеры, егеря. 
Пришпоривая, нахлестывая нагайками, подгоняя палашами коней, скакали в одиночку 
кирасиры, драгуны, гусары. Побросав пушки, с обрубленными постромками, на 
тяжелых артиллерийских лошадях удирали фурлейты, канониры. 
      Никто не обращал внимания на короля. Еще так недавно - всего лишь час 
тому назад - в его руках была победа, была армия, была власть. А теперь не 
осталось ничего. 
      Его неустрашимая пехота была опрокинута русскими мужиками. Его 
прославленная конница - разбита. Сам Зейдлиц и принц Виртембергский - тяжело 
ранены, генерал Путкамер - убит, командир кирасирского полка Бидербее - взят в 
плен казаками. Пушки застряли на берегах мелкой болотистой речонки Гюнер. 
      Все погибло. Не помогли ни капральская палка, ни его, королевские, угрозы,
 уговоры и просьбы. Он обещал награды, обещал увеличить жалованье, наконец, 
собственноручно колотил тростью бегущих. Все напрасно: остановить этот поток 
было невозможно. 
      Сбитые русскими штыками с Мюльберга, пруссаки бежали куда кто мог. В 
глазах у каждого светился страх. Уши ловили только одно слово: "казак". Из 
сорокавосьмитысячной армии спаслось немного: большая часть оставалась тут 
раненными и убитыми. 
      Уже уходили последние верховые. Уже