ила необозримая вереница этих полковых и офицерских 
обозов. 
      Еще раньше Суворов знал, что в армии большой некомплект: много солдат 
осталось в России - "у корчемных сборов", "у соляных дел", "у сыску воров", 
"для поимки беспаспортных" и для прочих невоенных дел. В пехотном полку вместо 
положенных двух тысяч солдат едва насчитывалось полторы. И те совершенно тонули 
в бесконечном множестве колясок, повозок и телег. 
      Вслед за 12-й, мушкатерской ротой каждого полка обязательно тащилось 
больше сотни подвод. 
      Первой шла денежная палуба. На ней стоял окованный железом денежный 
сундук. Весь полк знал, что в сундуке пусто, но по обеим сторонам палубы, с 
фузеями (Фузея - ружье.) наперевес, брели двое мушкатеров. 
      За денежной следовала канцелярская, на которой, уткнувшись головой в 
мешок с овсом, безмятежно спал аудитор (Аудитор - военный чиновник.). 
      Дальше тянулись госпитальные повозки с легко раненными, заболевшими, 
отставшими в пути солдатами, с полковыми фельдшерами и цирюльниками. 
      Тяжело поскрипывали провиантские палубы с мешками муки и солдатскими 
сухарями - другого провианта не было. Тарахтели палубы с шанцевым инструментом. 

      Белелись палаточные. 
      Полковой обоз кончался. За ним начинался самый многочисленный и пестрый - 
офицерский. Тут, в кибитках и колясках, ехали офицерские жены и любовницы. 
Повозки были набиты доверху разным домашним добром - кроватями, пуховиками. 
Более запасливые везли в клетках кур и гусей. Где-то визжал поросенок. 
      На повозках ехали и возле повозок шли сотни денщиков, поваров и прочих 
офицерских слуг, набранных из строевых солдат. 
      И, наконец, весь полковой обоз замыкали роспуски с деревянными рогатками, 
которыми каждый полк ограждал себя на бивуаках и в бою от набегов вражеской 
конницы. 
      Суворов не мог видеть этих краснорожих денщиков и офицерских жен и 
старался поскорее проскочить мимо них, чтобы ехать возле рядов мушкатеров или 
гренадер. 
      Он нагнал пехотные полки 3-й дивизии графа Румянцева и ехал, невольно 
слушая, что говорят сбоку. 
      - Не перекладывай фузеи с плеча на плечо - легше не станет, - поучал 
какого-то, видимо молодого, малохожалого солдата "дядька".- Коли вбилось тебе в 
голову, что тяжело, то хоть последнюю сорочку сыми, все тяжело будет! 
      В другой роте кто-то рассказывал, вспоминая: 
      - Отец мне и говорит: "Полно тебе, Лешка, баловать, пора умом жить. Я 
тебе сосватал Федосью". Бухнул я отцу в ноги - смилостивись, тятенька. А он и 
ухом не ведет. Всю неделю до свадьбы пропьянствовал без просыпу. Обвенчали. На 
другой день оглянулся я-да поздно. Жена - смирная, работящая, годов на десять 
меня старше. И бельмо на глазу. А мать у нее вовсе слепая. Парни смеются: у вас,
 говорят, на троих - всего три глаза. Озверел я. Избил жену и пошел на сеновал. 
Лежу и слышу, у нас на задворках бабы судачат: "Видала, Лешка-то свою хозяйку 
окстил - знать, любит, коли бьет!" Я вскочил да в кабак. А потом повалился отцу 
в ноги - сдавай в солдаты, не то руки на себя наложу... 
      Несколькими рядами дальше шел другой разговор: 
      - Подошву чистым бы дегтем намазать, да золой присыпать, да выставить на 
солнышко - всю Европу на них прошел бы, а то - вон уже на подвертках иду! 
      Суворов поровнялся с Апшеронским полком, который шел непосредственно за 
полками 1-й дивизии. Подымались на гору, ехать быстро было нельзя. 
      Суворов смотрел на рослых, плечистых мушкатеров 1-й роты. Немного впереди 
него, крайним в ряду, шел молодой русоволосый солдат. Он то и дело подергивал 
плечами: видимо, с непривычки сильно резал плечи тяжелый ранец. Сосед рекрута, 
пожилой рябоватый мушкатер, поглядывал на него, а потом взял у молодого солдата 
с плеча фузею и негромко сказал: 
      - Ильюха, поправь ранец! 
      Рекрут сразу ожил, поднял голову и стал подтягивать ремни. Но в это время 
откуда-то из рядов раздался начальственный окрик: 
      - Иванов, зачем балуешь рекрута? Какой из Огнева солдат будет, ежели с 
фузеей не справится? 
      Рекрут торопливо потянул из рук старого солдата свою фузею. 
      - Егор Лукич, пущай парень хоть ремни-то поправит,-ответил рябой солдат. 
      Но Егор Лукич уже не слышал ответа: увидев, что возле его капральства 
(Капральство - отделение.) едет какой-то штабной офицер (у Суворова была 
повязка на рукаве), капрал продолжал показывать старание - распекал еще 
кого-то: 
      - А ты чего захромал? 
      - Пятку стер, дяденька. 
      - Обуваться не умеешь, мякина! Придем на место, салом натри пройдет, - по 
привычке сказал капрал всегдашнюю в таких случаях фразу. 
      Рябой солдат усмехнулся и довольно громко заметил; 
      - Умный какой. Да кабы сало у кого было... 
      - Давно бы съели, - досказал за него сосед. 
      Поднялись на гору. 
      Впереди Суворов увидал знакомую картину. Над морем бесконечных повозок, 
палуб и телег возвышалась вереница верблюдов - это шесть верблюдов вместе с 
двадцатью лошадьми везли багаж генерала Фермора: его роскошные палатки, мебель, 
кухонную и столовую посуду и многочисленных генеральских слуг. 
      Суворов