и приходилось готовиться к следующей кампании, — турки не успокаивались.

Минувший 1790 год прошел славно — побили турок в Керченском проливе и у Тендры, 
и корабли требовали ремонта: изорвались паруса, вытянулись снасти, из щелей 
повылезла конопать, южное горячее солнце выварило из палубы и снастей всю смолу.


И команды работали не покладая рук.

Плотники стучали топорами, такелажники ходили измазанные смолой и дегтем. 
Конопатчики, как мухи, облепили весь корабль сверху донизу.

Ушаков ненавидел канцелярские дела, но хозяйственные любил и умел ими 
руководить.

— Следите, чтоб смола не перекипела, а то будет сильно крошиться, — 
предупреждал он в одном месте.

В другом обратил внимание на пеньку:

— Гнильем пахнет. Десятник, почему взял второй сорт?

Так он ходил сегодня целое утро и смотрел, как ремонтируют, корабли и фрегаты, 
а теперь возвращался домой.

Федор Федорович был доволен, что кончается еще один зимний день, что скоро 
весна и скоро опять в море…

На берегу не было того раздолья, как в море.

Он вошел в прихожую и остановился: из приемной доносились чьи-то спорящие, 
голоса.

— Не надо, маменька, я один, — умолял молодой, незнакомый голос.

— Я пойду с тобой, адмирал меня хорошо знает, — возражал женский голос, который 
Федор Федорович сразу узнал.

— Но ведь я не маленький. Я — мичман!..

Ушаков быстрыми шагами пошел через приемную к себе в кабинет, делая вид, что не 
замечает сидящих у окна посетителей.

Он снимал шинель, а руки у него дрожали.

«Это Любушка с сыном. Неужели Егорушка уже мичман? Так скоро? Хотя после 
встречи в Херсоне прошло — подумать только! — восемь лет. Значит, восемь лет не 
видались!»

Как часто Федор Федорович вспоминал ее, думал о ней! Ждал этого часа, когда 
опять увидит ее все озаряющую улыбку, услышит ее милый голосок.

И вот она здесь.

Федор Федорович сел за стол. Машинально перебирал какие-то бумаги из 
Адмиралтейств-коллегии, а думал о своем.

Вошел секретарь, подпоручик Федор Чалов:

— К вам, ваше превосходительство.

— Кто?

— Из Петербурга прислан мичман Метакса. С ним его мать. Просит принять вместе.

— Проси! — сказал, стараясь говорить посуше, адмирал.

Он не смотрел на дверь, делая вид, что занят бумагами, но с нетерпением ждал: 
когда же, когда она войдет!

В кабинет шагнул молодой черноглазый мичман. Сзади, радостно улыбаясь, шла 
Любушка.

Адмирал поднял глаза. Он не смотрел на Любушку, но успел заметить, что она 
как-то похорошела.

— Честь имею явиться, ваше превосходительство. Мичман Егор Метакса. Прибыл в 
ваше распоряжение! — отчеканил молодой человек давно заученную речь и подал 
рапорт.