отрезанными.

Адмирал Ушаков ходил, посмеиваясь от удовольствия: все-таки будет так, как он 
хочет. Либо капудан Гуссейн пожертвует своим арьергардом, либо должен будет 
принять бой, который навязывал ему Ушаков.

По морю прокатился пушечный выстрел: капудан сигналил своим кораблям 
поворачиваться.

Турки все-таки не ушли от боя.




XV


Трехбунчужный паша Саит-бей, поджав ноги, сидел у бизань-мачты на подушках. 
Кругом кипел жестокий бой.

Громадный корабль сотрясался от выстрелов 38-фунтовых пушек нижнего дека. В 
ушах ломило от непрерывного грохота, который не умолкал ни на минуту вот уже в 
течение нескольких часов. Пороховой дым ел глаза, застилая все вокруг. Сквозь 
него только на секунду пробивались лучи закатного солнца.

Русские ядра с визгом носились в воздухе. Под ударами книппелей трещал рангоут.

Над самой головой Саит-бея свисали концы оборванных снастей.

Палуба была завалена телами убитых галионджи[59 - Галионджи — матрос.]. 
Саит-бей невозмутимо курил, расчесывая пальцами длинную седую бороду: что 
суждено, того не минешь. Но пальцы Саит-бея все-таки дрожали.

Офицеры свиты паши, стоявшие перед ним полукругом в ожидании приказаний, 
тряслись от страха. За спиной паши, боязливо озираясь, стоял с опахалом в руке 
слуга, обычно отгонявший от своего господина мух. Теперь ему делать было 
нечего: он и сам боялся тех мух, которые летали кругом.

Престарелый Саит-бей был назначен султаном в советники к капудан-паше Гуссейну, 
командовавшему флотом. Но молодой Гуссейн что-то мало внимал советам старика.

Началось с того, что Гуссейн вышел в море во вторник. Саит-бей предупредил его: 
в этом дне есть один какой-то несчастливый час, которого никто не знает. 
Гуссейн не побоялся несчастливого часа.

Когда сегодня утром русские внезапно с на-ветра напали на них, Гуссейн поступил 
правильно, не приняв боя: под ветром драться нельзя. Но зачем было снова 
поворачивать на врага? Если задние корабли отставали, значит, такова воля 
аллаха.

И рисковать из-за них всем флотом было ни к чему.

Теперь оставалось только положиться на милость пророка и драться. Но как ни 
отчаянно дрались турецкие корабли, а дело было плохо.

Турецкие адмиралы знали обыкновение русского паши — нападать на корабль 
капудана, потому Саит-бей посоветовал Гуссейну держать все флагманские суда 
поближе к капуданскому. Но увы! И это не помогло. Проклятый русский паша смело 
лез в самую гущу боя. Он бился с тремя турецкими кораблями, и в том числе с 
80-пушечным кораблем капудан-паши. И все они, один за другим, вынуждены были 
выйти из линии.

Турецкая эскадра постепенно сбивалась в кучу, теряя строй.

Оставалось одно: поворачивать — хотя бы и под выстрелами русских — и уходить.

Солнце уже закатывается, скоро наступит благодатная ночная темнота, которая 
укроет турок.

«Чего он там ждет?» — недовольно подумал о Гуссейне Саит-бей и посмотрел, где 
капитан корабля.

Капитан корабля, жилистый высокий Магмет-Мустафа-ага, стоял на шканцах среди 
наваленных, точно дрова, обломков рей. В руках у него был курбач — толстый бич 
из кожи гиппопотама. Он понукал галионджи, возившихся с парусами. 
Магмет-Мустафа как раз смотрел в сторону паши.

Говорить было невозможно, — за грохотом не слышно слов. Саит-бей только махнул 
рукой, показывая, что надо уходить. Магмет-Мустафа-ага понял его. Перепрыгивая 
через тела убитых, Он кинулся к галионджи.