|
русские стреляли прицельно, не спеша, а турки — часто и беспорядочно. И вскоре
огонь турок стал ослабевать.
Но Гуссейн упорно продолжал вести атаку. Он все время усиливал авангард: в
промежутки между линейными кораблями проходили шебеки, бригантины, на которых
были установлены 18-фунтовые пушки.
— Фрегатам выйти в резерв! — закричал на ухо флаг-капитану Ушаков.
За грохотом, гулом и шумом не было слышно голоса.
Шесть фрегатов вышли из линии. Ушаков сомкнул строй и поспешил с главными
силами на помощь авангарду.
В этом необычном маневре заключалась хитрая уловка: если Гуссейн вздумает
охватить с флангов укороченную линию русских, то он неизбежно должен будет
сблизиться.
Но Гуссейн продолжал сохранять выгодную для себя дистанцию.
— Хитер, чертов басурман! — обозлился Федор Федорович.
Подветренное положение русского флота было очень неудобным: ветер нес на него
клубы дыма турецких пушек, ветер относил назад пыжи, — того и гляди, подожжешь
свои же паруса. И главное — никак нельзя приблизиться к туркам, чтобы пустить в
ход единороги малого калибра.
Прислуга при них томилась, не имея возможности в такую горячую минуту помочь
своим.
И вдруг ветер переменился — стал отходить к северу. Русские корабли безо всяких
эволюции оказались на-ветре. Теперь густые облака дыма понесло на турецкую
эскадру.
Ушаков немедленно воспользовался этой переменой.
Он поставил свой корабль «Рождество Христово» передовым и ринулся в атаку.
Это шло вразрез со всеми правилами морского боя: флагман никогда не должен быть
передовым.
— Как же так? — еще не понимал странного адмиральского маневра флаг-капитан.
— А вот как! Сейчас увидишь! — улыбнулся Ушаков. — Огонь!
Барабаны забили первое колено егерского похода: приготовиться к залпу. Прислуга
у единорогов быстро и с охотой стала по местам.
Скрытые завесой густого, непроницаемого дыма, русские корабли незаметно подошли
к туркам на картечный выстрел и вдруг ударили по ним гранатами и книппелями. К
грохоту пушек прибавился треск ломающегося дерева: у турок посыпался верхний
рангоут. В перерыве между залпами слышались дикие, истошные крики турок.
Непредвиденный маневр Ушакова поразил их: ни французы, ни англичане не
подготовили турок к такому сюрпризу. Гуссейн потерялся. Ужас охватил все
турецкие корабли.
Неожиданное приближение русских, небывало сильный грохот их пушек, десятки
раненых и убитых, в первую же минуту пораженных картечью, — все это совершенно
ошеломило их. Туркам показалось, будто на них свалился откуда-то новый, сильный
враг.
Правильный строй кораблей сразу нарушился. Каждый думал лишь о своем спасении.
Артиллеристы метались от одного борта к другому, не зная, откуда придется
стрелять. Суматоху увеличивали сотни человек десанта, разместившегося на
верхних палубах. Спасаясь от русской картечи, они бежали в нижние деки, давя
друг друга и вопя, что настал последний час. Обезумевшие толпы набрасывались на
кумбараджи[55 - Кумбараджи — бомбардир.], отталкивая их от пушек, били
ятаганами, стараясь закрыть пушечные порты, обращенные в сторону русских
кораблей.
Турецкий флот, почти не отстреливаясь, поворачивал всей колонной.
Об отпоре врагу у них не было и мысли, — все думали лишь об одном: как бы
поскорее улепетнуть на запад. Корабли Ушакова расстреливали их опустошительными
анфиладными[56 - Анфиладный — продольный.] залпами.
Ушаков пустился было вдогонку за разбитым неприятелем, но турецкие корабли ушли
от окончательного уничтожения: они были легче на ходу. А кроме того, им
помогала темнота — они уходили в ночь.
|
|