— Чтобы победить, надо уметь готовиться к победе! — наставлял Ушаков. Федор 
Федорович добивался также более быстрого перестроения флота в море. Он отдал 
приказ по эскадре:

«Усматриваю я, что некоторые корабли и фрегаты по учиненным сигналам в места 
свои входят весьма медлительно, а по правилам эволюции и военным 
обстоятельствам требуется в построении ордеров отменная скорость, посему в 
подтверждение предписываю чинить следующее исполнение».

В один из первых дней благостного, теплого апреля 1790 года Ушаков в хорошем 
расположении духа возвращался с эскадрой на севастопольский рейд. Он был очень 
доволен днем: корабли и фрегаты быстро строились и метко стреляли по бочкам на 
расстоянии в четыре кабельтова.

А в Севастополе Федора Федоровича ждала приятная весть: Потемкин вызывал его к 
себе в Яссы. Курьер уже несколько часов ждал адмирала.

Узнав об этом, к Ушакову приехали поговорить обо всем его старые 
друзья-товарищи, его помощники Голенкин и Веленбаков.

Капитан бригадирского ранга Голенкин командовал авангардом и новым 66-пушечным 
кораблем «Мария Магдалина», а капитан 2-го ранга Веленбаков — фрегатом 
«Амвросий Медиоланский».

Ушаков прежде всего передал им последнюю новость, которую привез из Ясс курьер. 
В этом году светлейший решил лично командовать флотом, а графа Войновича 
назначил в Каспийскую флотилию. Он продержал Войновича в Херсоне год и три 
месяца, видимо, только потому, что было неудобно тогда же, после получения 
Войновичем графского титула и Георгия 3-й степени, усылать его подальше.

В ордере Потемкин не без иронии написал, что избрал Войновича для командования 
на Каспии:

«По знанию вашему тамошних вод и по испытанию свойств и образа мест тамошних 
народов, где по бытности вашей несумненно распространили вы в них страх и 
завели со многими знакомство».

— Вот так здорово! — хохотал Веленбаков. — «Распространили в них страх»! Нечего 
сказать, распространил: целый год в плену кормил и плодил ханских клопов! 
Ха-ха-ха!

— Зато действительно «завел знакомство»! — смеялся Голенкин.

— Завел! Этого отрицать нельзя. А конец ордера чего стоит: «Извольте туда 
следовать немедленно».

— Да, начал за здравие, а кончил за упокой.

— Поди, этот трус боится, как бы персы не захватили его в плен во второй раз! — 
потешался Веленбаков.

— Его-то и в первый раз не стоило брать! — заметил молчавший Ушаков.

— Вот теперь, Федя, тебе уже никто не помешает встретиться с князем. Увидишь, 
какой это любопытный человек! — сказал Голенкин, который больше своих товарищей 
знал Потемкина, потому что служил при нем в Херсоне. — Иногда с дамами заведет 
разговор о богословии, а случится архиерей, он с ним рассуждает о танцах.

Голенкин не упомянул о том, что Потемкин тратит сотни тысяч рублей 
государственных денег на любовниц и балы: Федор Федорович был пристрастен к 
Потемкину и не любил слушать об этом.

— Говорят, у него семь пятниц на неделе, — заметил Веленбаков.

Федор Федорович только покосился на Нерона. Он знал о причудливости характера 
Потемкина. Знал, что поэтому австрийский принц де Линь, бывший во время осады 
Очакова при русских войсках, называл Потемкина то Ахиллесом, то Терситом[51 - 
Участники Троянской войны: Ахиллес — мужественный, Терсит — трусливый.]. Но 
Ушаков снисходительно относился ко всем слабостям Потемкина, так как оценил его 
большую заботу о молодом Черноморском флоте.

— А ты разве всегда одинаков? — обернулся он к товарищу.

— Сказывают: светлейший очень любит пить кислые щи, — не унимался Нерон.

— Конечно, ты на его месте предпочел бы пить что-либо покрепче, — поддел Федор 
Федорович.

— Любить кислые щи — это еще не самый большой порок, — улыбнулся Голенкин. — У