назначен начальником Севастопольского корабельного флота.

Черноморский флот наконец-то получил настоящего боевого адмирала.




IX


Ушаков жалел: эх, если бы Войновича, этого «графа», убрали немного пораньше — 
среди зимы! Можно было бы успеть подготовиться. А то до выхода в море 
оставались считанные дни.

И, тем не менее, он тотчас же взялся перестраивать все по-своему. Ушаков 
полагал, что самое главное на флоте — это человек, матрос. От трюма до 
салинга[49 - Салинг — площадка из брусьев на втором колене мачты.] — везде он. 
Матрос делает все: ставит паруса и заряжает пушки. И потому надо, прежде всего, 
помнить о его нуждах. А при Войновиче помнили только об одном: о линьках да 
шпицрутенах, — матрос был за все в ответе.

Войнович всегда жаловался, что у него в эскадре много больных.

Надо проверить, посмотреть, в чем дело.

Если Федор Федорович справился с чумой, неужели он не управится с простудой или 
поносом?

И контр-адмирал поехал осматривать свой флот.

Он начал с самых малых крейсерских судов, с «Принцессы Елены». Ею командовал 
увертливый капитан-лейтенант Анисифор Александрович Ходин. Он был похож на 
колдунчик[50 - Колдунчик — флюгарка из мелких перышек, втыкается на палке у 
борта на шканцах, чтобы показывать направление ветра.]: сегодня Ходин 
нашептывает Ушакову на Войновича, а завтра, станет с ехидной, косой улыбочкой 
плести всем небылицы об Ушакове.

Анисифор Ходин встретил нового командующего подобострастно и с первых же слов 
начал поносить Марко Ивановича, но Ушаков резко оборвал:

— Извольте перестать! Полно петь соловья на сосне!

И пошел осматривать «Принцессу Елену». Крейсер был новый, но уже оказался 
запущенным и грязным.

В кубрике Ушаков застал шестерых больных матросов. Хотя наверху стояла 
апрельская благодать, здесь воздух был тяжелый и спертый, пахло кислятиной и 
заношенным бельем.

Контр-адмирал и без опроса догадывался, чем больны матросы, но все-таки решил 
проверить себя:

— Что, братцы, животами маетесь?

— Так точно, ваше превосходительство, животами.

— Обнедужили вовсе…

— А вон канонира лихоманка трясет, — говорили больные.

— Так-так, — посматривал Федор Федорович, недовольно хмуря русые брови. — А чем 
же вас кормили нынче?

— Варили щи с солониной.

— Солонинка-то, поди, позапрошлогодняя? — спросил контр-адмирал.

— Вроде того…

— А нам, ваше превосходительство, какая бы ни была, все равно без пользы: 
есть-то нельзя!

— Выходит, вы ничего не ели?

— Хлебушка жевали.

— Кипяток пили.

— А ты что ел? — обернулся Федор Федорович к исхудавшему — кожа да кости — 
канониру.