А отец и сын Мордвиновы верили в незыблемость линейной тактики, верили в Европу.
 Недаром Семен Иванович Мордвинов учился во Франции, а своего сына Николая 
отправил учиться морскому делу в Англию — очевидно, считая, что учиться в 
России у Петра I нечему!

И теперь Ушаков шел знакомиться с Николаем Мордвиновым хоть и с неудовольствием,
 но с невольным любопытством.

Когда Ушаков вошел в роскошный кабинет Мордвинова, адмирал говорил с каким-то 
купцом-иностранцем по-английски. Мордвинов небрежно кивнул Ушакову и, сказав: 
«Повремените немного!», продолжал что-то говорить иностранцу, улыбаясь.

Ушаков стоял, глядя на графа.

Перед ним был холеный человек лет тридцати пяти, в напудренном парике и 
ослепительно белом адмиральском мундире. В его лице, начинавшем уже полнеть, 
было что-то бабье. Мордвинов походил больше на английского пастора, чем на 
русского адмирала.

«Так вот ты какой! Всюду хвалишь только английское, даже женился на англичанке. 
И конечно, презираешь русских! Оттого и Суворову не помог! У Войновича глаза 
глупые и неприятные, а у этого — умные, но тоже неприятные», — думал Федор 
Федорович.

Ушаков ждал, невольно вспоминая, как два года назад в Крым приехала какая-то 
англичанка — миледи Кравен. С какой предупредительностью принимал ее тогда 
адмирал Мордвинов!

Миледи путешествовала по всем новоприобретенным русским землям на юге. По 
приказу Мордвинова ей всюду оказывалось такое внимание, словно она была не 
простой путешественницей, а, по меньшей мере, английской принцессой.

Миледи Кравен свободно разъезжала по всему Крыму, восхищалась его красотами и 
очень тщательно зарисовывала виды крымских берегов, городов и бухт.

Осторожному Ушакову любознательность миледи показалась подозрительной. Ведь 
всем было известно, что в турецком флоте служит много англичан. И только слепой 
не видел, что эта «путешественница» была, попросту говоря, шпионкой.

Федор Федорович поделился своими опасениями с Марко Ивановичем, но Войнович 
выслушал Ушакова и, глядя в сторону, сухо заметил: «Его превосходительство 
контр-адмирал Мордвинов знает, что делает!»

А когда эта «путешественница» уезжала из Крыма в Константинополь, Мордвинов дал 
ей специальный фрегат, который доставил миледи Кравен к турецким берегам, а 
Войнович салютовал ей.

Отдавал ли Мордвинов себе отчет в том, что он делает, или нет, но все то, что 
делал Мордвинов, Ушакову не нравилось.

— Ну-с, с чем изволили пожаловать, сударь? — обратился к Ушакову Мордвинов, 
когда иностранец наконец ушел.

Вопрос был неуместен: вызов Потемкина шел через Черноморское правление, и 
Мордвинов должен был бы знать о нем.

— Прибыл по вызову его светлости, но князь уехал, может быть, он передал вам, 
ваше превосходительство, относительно меня?

— Нет, не передавал, — ответил Мордвинов, разглядывая какие-то бумаги на столе.

— Что же делать? — невольно вырвалось у Федора Федоровича.

Пухлые губы адмирала скривила снисходительная улыбка:

— Не печальтесь: князь может утром вспомнить о вас, а к вечеру — забыть!

Ушаков вспыхнул.

— Вряд ли! — резко сказал он. — Видимо, придется ждать…

Глаза Мордвинова сразу стали злыми.

— Ждать нельзя. В Севастополе вы нужны больше, чем здесь! Извольте, господин 
капитан, немедленно отправляться к вверенному вам кораблю! — отрезал Мордвинов, 
недовольно двигаясь в кресле.

Сразу стало ясно: старший член Черноморского адмиралтейского правления не 
жалует капитана бригадирского ранга Федора Ушакова.