едва заметно улыбался.

Ушаков понял его улыбку: все мичманы всегда почему-то презирают ординарцев. 
Увидят, как ординарец на берегу идет сзади за командиром, непременно скажут: 
«Гляди, вон ординарец на бакштове[37 - Бакштов — толстый трос, выпускаемый за 
корму судна. За трос крепятся гребные суда.]!»

А когда ординарцу приходится сидеть вот так на носу гребного судна, обязательно 
посмеются: «Ишь статуя сидит!»

Они шли уже вдоль фрегатов. Вот от «Крыма» отвалила шлюпка с его капитаном — 
курносым Пугачевским.

Ушаков неодобрительно приметил: гребцы «Крыма» не умеют грести — держат одно 
плечо выше другого, сгибают спину.

«Каков поп, таков и приход», — подумал Ушаков.

Ушаковская шлюпка поравнялась с «Марией Магдалиной» — фрегатом капитана Тизделя.


На баке фрегата было оживленно. Слышались мерные шлепки, чей-то голос 
бесстрастно считал: «Четыреста осемьдесят один, четыреста осемьдесят две», но 
его заглушали человеческие вопли:

— Ой, не могу! Ой, дяденьки, довольно!..

Лица гребцов стали сумрачными. Ушаков зло нахмурил брови.

Все знали, что это такое: у капитана Тизделя, как и у самого адмирала Войновича 
на его «Славе Екатерины», в большом ходу линьки и шпицрутены.

Шлюпка подошла к «Славе Екатерины».

Когда Ушаков вошел в каюту Войновича, контр-адмирал восседал в кресле, 
напыщенный и важный, в шитом золотом мундире. Перед ним стоял и что-то говорил 
длинный, белобрысый, точно его выварили, командир фрегата «Мария Магдалина» 
капитан 1-го ранга Вениамин Тиздель, фамилию которого матросы произносили на 
свой лад.

Тиздель был большим приятелем Войновича: оба они, иностранцы, вступили в 
русский флот, оба презрительно относились к русским, и оба были плохими 
моряками.

Ушаков поздоровался и сел рядом с героем Чесмы, стариком Кумани, командиром 
фрегата «Кинбурн». Ушаков служил вместе с Кумани еще на «Трех иерархах». Кумани,
 родом грек, поступил на русскую службу мичманом в 1768 году. Было ему тогда 
сорок лет. Кумани знал кроме греческого и русского английский, французский, 
итальянский, турецкий и арабский языки.

Федор Федорович уважал старого моряка.

Адмирал окончил разговор с Тизделем, окинул всех ничего не выражающими 
бараньими глазами и начал:

— Господа капитаны!

Войнович в некотором волнении погладил рукой свои иссиня-черные волосы, 
кашлянул и продолжал:

— Сегодня в ночь я получил приказ князя Потемкина: всей эскадре выйти в море, 
найти турок и драться. Надо помешать им оказывать помощь Очакову. Вот что пишет 
князь.

Войнович взял со стола бумагу — листок дрожал в его толстых, волосатых пальцах 
— и стал читать:

— «Подтверждаю вам собрать все корабли и фрегаты и стараться произвести дело, 
ожидаемое от храбрости и мужества вашего и подчиненных ваших. Хотя б всем 
погибнуть, но должно показать свою неустрашимость к нападению и истреблению 
неприятеля. Сие объявите всем офицерам вашим. Где завидите флот турецкий, 
атакуйте его во что бы то ни стало, хотя б всем пропасть!»

Он положил листок на стол и начал вытирать лицо платком, — адмиралу было душно.

«Вот трус. Войновичем называется, а так войны боится!» — с презрением подумал 
Ушаков.

Секунду молчали.