Часовой, стоявший как раз возле самой мазанки Баташева, увидав подходившего 
капитана, покачал головой:

— Плохо, ваше высокоблагородие. Без памяти находится, — прошептал он, в страхе 
глядя на мазанку. — Плетет невесть что!

Ушаков прислушался. В раскрытое окно донесся бред мичмана:

— Флаг и гюйс поднять! Ха-ха-ха, навались, ребята, навались! Прямо руль!

Ушаков с ужасом подумал: «Конец: чума! Вот-то беда!»

Но, стараясь говорить спокойно, сказал, уходя, часовому:

— Ничего особенно плохого: человек только бредит. Бывает, и здоровый не то что 
говорит во сне, а даже, зубами скрежещет!

Он пришел домой, вытерся уксусом, съел на ночь головку чесноку и лег, но уснуть 
долго не мог.




XXII


По степи тарахтела ямская повозка. В ней ехал из Петербурга только что 
произведенный в капитаны 2-го ранга Нерон Веленбаков. Последние годы он плавал 
на Балтийском, а теперь его назначили также в Херсон.

Уже на нескольких последних станциях перед Херсоном капитана предупреждали:

— Куда вы едете? В Херсоне — чума!

— Этак и в бой идти нельзя: ведь там убить могут! — шутил Веленбаков и 
неукоснительно подвигался к югу.

Только на последней станции, Богородицкой, он принял кое-какие меры 
предосторожности: захватил с собою для лечения три штофа водки.

— Уксусом вытираться — ерунда! Не уксус помогает, а водка! Мой дядя в Москве 
спасся только ею, сердешной. Пил водку и маринованными в уксусе рыжиками 
закусывал. Рыжиков здесь нет, так я вместо них лучком буду!

Когда стали приближаться к Херсону, ямщик начал просить отпустить его, не 
доезжая до места.

— Смилуйся, ваше высокоблагородие! Христом-богом прошу: отпусти! Жена, дети! У 
тебя чемоданишко пустяковый, легкий — дойдешь! — со слезами на глазах умолял он.


— Ну, черт с тобой, уноси ноги, трус! — отпустил ямщика Веленбаков, когда 
невдалеке показались херсонские мазанки.

С чемоданчиком в руке он подошел к первой городской гражданской заставе. На 
заставе стоял толстый купчик-армянин. Он попытался было не пустить Веленбакова, 
но тот не посмотрел на его вооружение — кинжал и пику, толкнул караульного в 
грудь и закричал:

— По указу ее императорского величества, государыни императрицы, сучий сын!..

И, пошатываясь, вошел в город.

— Исайка, пропусти! — крикнул купчик на соседний пост.

На следующем Веленбакова пропустили беспрекословно. Так он добрался до военных 
адмиралтейских караулов.

Тут уже спрашивал он сам:

— Где корабль номер четыре?

Он знал, что Федор Федорович — командир корабля № 4, и решил остановиться у 
своего друга.

— Прямо, ваше благородие. Иванов, пропусти их благородие!

— Их высокоблагородие! — раскатистым басом милостиво поправил Веленбаков и 
пошел дальше.