зато день и ночь драил медяшки.

Ушакову фрейлины не нужны, будь они даже вдвое моложе!

Вспомнилось еще кое-что. Двое из их выпуска, Яша Карпов и Коля Хвостов, раньше 
него сподобились этой чести — были командирами императрицыной яхты. Но оба 
чем-то не угодили, и их быстро отчислили. Коля Хвостов не вытянул больше года, 
хотя был льстец и щеголь.

А после Хвостова назначили капитана 2-го ранга Суковатого — он командовал яхтой 
«Петергоф». Неглупый офицер, а кончил совсем уж плохо.

Два года назад у Красной Горки царица производила смотр флоту. Яхта «Петергоф», 
подходя к якорному месту, задела яхту «Счастье», где была Екатерина II. 
Императрица испугалась толчка и выбежала на палубу в одном белье (она уже 
спала). После Пугачевского восстания царицыны нервы стали похуже. Тогда тот же 
граф Чернышев грозил капитану Суковатому кулаком и кричал: «Ты у меня узнаешь!»

Суковатый так испугался графского возмездия, что бросился в море и утонул.

«Ну, у меня-то яхта будет становиться на место как полагается», — подумал 
Ушаков.

И все-таки на следующий день он с тяжелым чувством приставал на адмиралтейской 
шлюпке к императрицыной яхте «Счастье».

Легкая, великолепно оснащенная, украшенная позолоченными резными фигурами 
Посейдона, наяд и тритонов, она стояла на Неве против Зимнего дворца.

На набережной всегда толпился народ — глазели на красивую царскую игрушку, на 
цветные ливреи лакеев.

Ушакова встретил у трапа его предшественник, капитан-лейтенант Грязнов, 
представил ему команду, а затем повел осматривать судно.

Такелаж и рангоут были безукоризненны. Снасти — надежны. Паруса — из лучшего 
клавердука[20 - Клавердук — сукно.] и канифаса. Везде чистота и порядок. Нигде 
ни пылинки. Медные части сияли.

Команда, как заметил Федор Федорович, с любопытством и некоторой иронией 
наблюдала за новым командиром. Оно и немудрено: капитаны на императрицыной яхте 
менялись чуть ли не ежегодно.

— А теперь посмотрим каюты, — повел Грязнов.

Они спустились по трапу, устланному коврами, в каюты императрицы.

Внизу их ждали три камер-лакея.

— Они всегда на яхте, — кивнул на лакеев Грязнов. — Наблюдают за чистотой и 
порядком в царицыных покоях.

Вся облицовка кают была из красного дерева и палисандра.

Ушаков вошел в каюту и зажмурился: зеркала, бронза, фарфор, дорогая мебель. 
Ноги утонули в ковре. А капитан-лейтенант равнодушно шел дальше.

— А это — спальня императрицы. — Грязнов откинул шелковую портьеру.

Мелькнуло что-то белоснежное, кружевное. Ушаков даже не заглянул туда. Пошли 
дальше.

— Вот это — каюты камер-фрейлин. Это — для гостей. Сопровождает кто-либо из 
министров, гофмаршал…

«Возил дубовые кряжи, а теперь буду возить министров!» — подумал Ушаков.

— Здесь — гардеробная, а там — буфетная, — продолжал объяснять Грязнов. — Вот 
каюта для камер-пажей. Вон — камбуз, каюта лакеев и поваров.

— А где же размещается команда? — заинтересовался Федор Федорович.

— Команда — дальше. Для команды, признаться, на яхте места мало. Тесновато. Да 
и в нашей, капитанской, не больно разгуляешься!

Грязнов открыл каюту, — она действительно была тесная. Капитан-лейтенант стал 
проворно собирать свои вещи, продолжая рассказывать:

— Императрица бывает редко. Вам повезло: уже август месяц. Восшествие на 
престол — двадцать восьмое июня — прошло. Вряд ли она пожелает отправиться