|
За последние пять лет Адмиралтейств-коллегия несколько раз перебрасывала его с
места на место, словно проверяла: выдержит ли капитан-лейтенант Федор Ушаков?
Ушаков все выдерживал.
Около трех лет он плавал в Средиземном море, доходил до самого Константинополя.
Вернулся из-за границы — послали к шведским шхерам осматривать стоявшие там
суда. Выполнил это поручение — назначили командиром корабля «Георгий
Победоносец». Не успел обжиться на корабле и привести его по-своему в порядок —
новое назначение. В Рыбинске чуть не зазимовал караван с дубовым лесом для
постройки фрегатов. Надо было успеть доставить караван, пока не кончилась
навигация. Послали его. Благополучно привел караван, вернулся снова в Кронштадт
командовать кораблем, а вчера срочно вызвали в Адмиралтейств-коллегию.
Стало быть, где труднее, туда Ушакова? Что ж, он работы не боится!
Какое еще дело поручат ему?
Ушакова принял сам вице-президент Адмиралтейств-коллегии граф Иван Григорьевич
Чернышев. Это был сухопутный моряк, не интересовавшийся морским делом, но
ловкий, льстивый придворный кавалер, большой барин и богач.
Секретарь, провожавший капитан-лейтенанта к графу, что-то шептал ему на ходу о
каком-то счастье, но Ушаков так и не понял, в чем дело.
Он вошел к графу.
Просторный кабинет вице-президента Адмиралтейств-коллегии был устлан роскошным
ковром с вытканными на нем полевыми цветами. Одна стена кабинета была
стеклянная. За ней в больших красивых кадках стояли деревья, на которых порхали
и пели птицы.
Граф был одет в голубой польский полукафтан с желтыми отворотами. Шаровары
вправлены в желтые сафьяновые сапожки. Чернышев сидел на пне. Второй пень,
побольше, стоял перед ним и, по всей вероятности, изображал письменный стол: на
пне лежали бумаги.
«Быть ему лесником, а не моряком!» — подумал Ушаков.
Граф Чернышев принял капитан-лейтенанта Федора Ушакова весьма любезно. Хвалил
за расторопность. Сказал, что Адмиралтейств-коллегия ценит его, следит за его
успехами по службе и потому считает достойным занять важный пост командира
императорской яхты «Счастье».
Граф тут же предупредил кое о чем нового капитана.
Императрица хочет чувствовать себя на яхте свободно — только пассажиром, а
потому никакими рапортами ей не докучать.
— Встретить ее императорское величество я ведь должен? — спросил Ушаков.
— Разумеется! Но не рапортовать! Затем, когда государыня на корабле, — всем
быть в полной парадной форме. Имейте в виду, что она может соизволить
пригласить капитана своей яхты к столу…
При такой мысли Ушакова бросило в жар. «Этого еще недоставало»! — подумал он.
— Вилку, ложку держать умеете? С ножа не едите? В зубах пальцами не ковыряете?
Ушаков вспыхнул еще раз.
— Ваше сиятельство, я читал «Юности честное зерцало». И у нас в корпусе учили…
— Вот и прекрасно. Ну, счастливого плавания вам на «Счастье», — пожелал
вице-президент, отправляя капитан-лейтенанта.
Ушаков вышел.
Вон, стало быть, какое «счастье» ждало его!
Придворный флотоводец!
Карьеристы, дамские угодники позавидовали бы ему, но не боевые командиры.
Ушаков шел и вспоминал все, что знал об императрицыных яхтах.
Гаврюша Голенкин в одно лето был назначен во время практического плавания на
императрицыну яхту «Петергоф». Гаврюша летел как на крыльях: фрейлины!
Фрейлины! А за все лето увидал на яхте лишь одну фрейлину лет под пятьдесят, да
|
|