В ней не уцелело ни одного стекла, потолок и стены были изрешечены пулями. 
Сверху сыпалась штукатурка. В стене блестели остатки большого прекрасного 
зеркала. Метакса подошел к нему и посмотрел в осколок:

— Хорош посол: желтый как лимон, глаза провалились…

Калфоглу стоял у окна, задумчиво теребя бороду.

Егор Павлович опустился на ломаную скамью, стоявшую у стены.

Три чиновника Али-паши вертелись в комнате.

Они как будто развлекали послов, а на самом деле задавали вопросы, стараясь 
выведать силы и планы русских.

Метакса, пользуясь своим плохим самочувствием, старался говорить поменьше, а 
Калфоглу расхваливал русский флот, преувеличивая его мощь.

Вдруг за окном раздались пушечные и ружейные выстрелы, послышался топот сотен 
конских копыт, затрубили трубы. Это возвращался всесильный Али-паша.

Прошло еще четверть часа — в комнату вошел человек с ятаганом. Он повел Метаксу 
и Калфоглу к Али-паше.

Они прошли ряд пустых комнат с разбитыми стеклами и изодранными обоями, в 
которых сидели и лежали алипашинские солдаты, вышли на другую лестницу и попали 
в небольшую комнату. Комната была наспех обита парчой и малиновым бархатом.

Али-паша в зеленой бархатной куртке с бриллиантовыми пуговицами сидел на диване 
с трубкой в руке. Плечи паши покрывала шуба из черных соболей. Голова замотана 
зеленой шалью. Это был плотный, среднего роста человек лет пятидесяти с 
правильными, даже красивыми чертами лица. Поражали его большие коричневые глаза,
 очень живые и острые. Темно-русые усы и бороду кое-где тронула седина.

Метакса поклонился и протянул письмо Ушакова, сказав:

— Адмирал Ушаков, находящийся в Санта-Мавре, командующий русско-турецкой 
эскадрой, послал меня к вашему превосходительству пожелать вам здоровья. Я имею 
также приказание вручить вам это письмо и ждать ответа.

Али-паша чуть привстал, взял письмо и сказал:

— Добро пожаловать!

Почтенный Калфоглу по турецкому обычаю стал перед Али-пашой на колени и 
поцеловал полу его шубы. Вокруг стояли вооруженные с ног до головы арапы и 
турки. Они зорко следили за каждым движением послов.

Али-паша кивнул. Один из слуг подал кресла, с которых была содрана шелковая 
обивка — виднелись только голубые обрывки гобелена.

Метакса и Калфоглу сели. Калфоглу рассказал о причине их приезда.

Али-паша спросил у Метаксы по-гречески:

— Тот ли это Ушак-паша, который разбил славного морехода Саит-Али?

— Тот самый. Он же разбил при Гаджибее самого Гассан-пашу, взял в плен 
восьмидесятипушечный корабль и сжег корабль паши.

— Ваш государь знал, кого послать, — улыбнулся Али. — А сколько вашему адмиралу 
лет?

— Пятьдесят семь.

(Метакса дипломатично прибавил Федору Федоровичу четыре года).

— Так он гораздо старее меня, — покрутил усы Али-паша.

— Вашему превосходительству нельзя дать более сорока лет. Вы еще молоды, — 
польстил Метакса.

— Нет, куда там. Мне сорок шесть, — сказал Али-паша, убавив себе больше пяти 
лет.

Он был доволен, что так молодо выглядит. Потом взял с дивана конверт. Играя 
кинжалом, рукоять которого так и сверкала драгоценными камнями, Али-паша вскрыл 
конверт.