Ушаков благодарил зантиотов за их добрые чувства к России и русскому народу, но 
сказал, что Россия верна своим обещаниям и договорам. Он доказывал зантиотам 
все преимущества свободного, независимого существования. Он говорил, что было 
бы нелепостью, освободив остров от французов, навязывать ему кого-либо другого.

— Мы пришли не завоевывать, а освобождать! Мы пришли к вам не владычествовать, 
а охранять. Мы не повелители ваши, а друзья и товарищи! — закончил Ушаков и 
ушел в комнату.

Секунду площадь молчала, а потом раздались крики: «Ура!» и «Зито[82 - Зито — да 
здравствует (греч.).] Ушаков!»

Махмут-эфенди подошел к Ушакову и, улыбаясь, сказал по-турецки:

— Вы не только храбры как лев, но и мудры как змея!

«Ну, положим, змея — это ты», — подумал, сухо поклонившись, Ушаков: он не любил 
этого поклонника англичан.

Зантиотам ничего не оставалось делать, — они принуждены были избрать правителей.


Временное правление острова Занте пожелало вознаградить своих освободителей 
деньгами. Турки охотно взяли предложенные им три тысячи пиастров, но капитан 
Шостак наотрез отказался принять такой подарок.




IX


Еще будучи на Занте, Ушаков отправил три отдельные, небольшие эскадры: 
Поскочина — занять острова Кефалония и Итака, Сенявина — овладеть островом Св. 
Мавры, капитана Селивачева — блокировать остров Корфу.

20 октября капитан Поскочин прислал мичмана с известием о том, что остров 
Кефалония освобожден от французов, и передал адмиралу французский флаг и 
крепостные ключи.

— Я-то думал: ключи от крепости красивые, а они вон какие! Ровно от господского 
амбара! — разочарованно сказал денщик Федор, подходя к адмиралу, 
рассматривавшему ключи.

Через три дня союзные суда вошли в Кефалонскую гавань.

Капитан Поскочин приехал к адмиралу с докладом. Он привез пленного коменданта 
крепости полковника Ройе, который очень просил свидания с адмиралом.

Выслушав доклад Поскочина, Федор Федорович сказал:

— Ну, пусть входит француз. Что ему надо?

В каюту ввели небольшого, поджарого человека. Он с независимым видом поклонился 
русскому адмиралу и стал что-то быстро говорить, указывая на Поскочина.

— О чем он так горячо? — посмотрел Ушаков на адъютанта Балабина, знавшего 
французский язык.

— Ваше превосходительство, он очень благодарит капитана Поскочина, называет его 
спасителем французов.

— Почему? За что?

— За то, что он спас их от мщения греков. Кефалонцы, помогавшие нашим 
обезоруживать французов, ругали их, держали, как преступников, связанными, 
издевались. Он говорит: так не обходятся с образованными людьми!

Француз запальчиво сказал последнюю фразу и гордо смотрел на русского адмирала.

Этот самоуверенный, нахальный тон возмутил Федора Федоровича.

— Вы называете себя образованными, но ваши деяния говорят о другом, — сказал 
Ушаков, обращаясь непосредственно к самому Ройе, забыв, что он не понимает 
по-русски.

Балабин быстро перевел.

— Я вел себя, как подобает французскому офицеру! — заносчиво ответил Ройе.