|
— Красивенький! Женатый?
— Где там! Сурьезный парень. Ученый. Адмиральский толмач. Он по-турецкому может
говорить.
— Охти мне! А мать его такая веселая.
— А чего ей не быть веселой: живет на готовом!
— Адмирал! Адмирал!
— Федор Федорович идет! — пронеслось в толпе.
К пристани по дорожке, обсаженной тополями, шел сам адмирал Ушаков. Энергичное
лицо его было озабочено. Он что-то говорил шедшему рядом с ним высокому,
полному контр-адмиралу Пустошкину, а сам не спускал глаз с бухты, где чуть
покачивались его суда.
— Здравствуйте, батюшка Федор Федорович! — раздалось в толпе.
Ушаков прервал разговор и снял шляпу, кланяясь во все стороны.
— Здорово, севастопольцы! Здравствуйте, бабоньки! — приветствовал он. — Пришли
провожать нас?
— Пришли, ваше превосходительство!
— Счастливого плавания!
— Побыстрее вернуться! — слышалось отовсюду.
— Спасибо! — благодарил Ушаков, сходя на каменные плиты пристани. Он подошел к
ожидавшей его группе.
Федор Федорович постоял с провожающими одну минуту и стал прощаться. Жена
Пустошкина и Любушка поднесли ему цветы.
Любушка поцеловала сына:
— Доверяю вам его, дорогой Федор Федорович.
— Будьте спокойны, Любовь Флоровна! — ответил Ушаков. — Пашенька, поспеши,
голубчик, с кораблями! Не задерживайся долго, — просил он друга.
— Будем работать не покладая рук! — ответил Пустошкин.
Ушаков пошел к шлюпке.
Егор Метакса следовал за любимым адмиралом.
Для тех, кто стоял на берегу, последняя склянка тянулась томительно долго.
А на кораблях, где было много дела, незаметно пересыпались последние песчинки.
И вот на «Св. Павле» взвился сигнал: «Сняться с якоря!»
На всех судах залились свистки, затопали сотни ног. Через пять минут эскадра
оделась парусами и плавно двинулась из родной бухты. С берегов раздалось «ура».
Впереди распростерлось безбрежное море. Оно переливалось под солнцем разными
цветами — от голубого до черного.
Эскадра адмирала Ушакова шла навстречу новым победам.
II
Двое суток Ушаков благополучно шел к румелийским берегам. Эскадра была в трех
обычных колоннах.
Сколько раз ходили так к этим же берегам, зорко всматриваясь в каждое облачко
на горизонте — не турецкий ли парус?
А теперь плыли спокойно.
Впрочем, адмирал Ушаков не был спокоен. Ему начинал не нравиться ветер: он
|
|