— На нижнем деке.

— Подумаешь! Тридцатишестифунтовые!

— А на «Казанской»?

— Тридцатифунтовые. То ж — фрегат!

— Леня, а это вон кто? Какой мальчик? — спрашивал у брата шестилетний моряк.

— Штурманский ученик, — ответили сбоку.

— Чего врешь? — накинулся Леня. — Какой штурманский ученик? Это подлекарь! Вишь,
 и бутыль у него.

— Леня, а с чем тая бутыль?

— С уксусом!

В другой толпе мальчишек, весь коричневый от загара, докупавшийся уже до того, 
что стучал зубами, паренек с азартом рассказывал:

— Вот реал-бей[74 - Реал-бей — контр-адмирал.]… поворотился кормой… а Ушак… 
кэ-эк… жарнет в него всем лагом!..

К сходням сквозь толпу баб протискивался низенький, но плотный боцман с лихо 
сидевшей на голове шляпой. Его провожал какой-то подвыпивший купчик. Купчик 
шутливо говорил боцману на прощанье:

— Макарыч, а Макарыч, а ты мундер первого сроку не забыл взять?

— А то как же.

— Гляди, без турчанки назад не ворочайся!

— А что ж? — обернулся боцман. — У них жен много, а у меня, сиротинки, ни 
одной! Верно, бабоньки, а? — весело крикнул он.

— Ой бесстыжий!

— Эх ты, сальная пакля, разве своих те мало? — закудахтали бабы.

Чем ближе полдень, тем меньше становилось шлюпок.

Когда пробило шесть склянок, у Графской пристани легко покачивалась на волнах 
только одна адмиральская шлюпка. Толпа не расходилась. Все ждали, хотели 
увидеть самый торжественный момент — как эскадра снимется с якоря.

А пока внимание толпы привлекала группа, стоявшая в тени, под навесом на 
каменной пристани. Это были две нарядно одетые дамы, еще не старый капитан и 
молодой лейтенант. Дамы держали в руках букеты цветов. Они, видимо, ждали 
адмирала.

— Тетя Феня, какие это барыни? — шептала на ухо севастопольской прачке 
молоденькая девушка.

— Маленькая, рыженькая, что говорит с капитаном Доможировым, начальником порта, 
это Катерина Александровна Пустошкина. Она у него злющая!

— А тая высокая, красивая?

— Тая полная, голубоглазая, — Любовь Флоровна, жена грека Метаксы.

— Какого это Метаксы?

— Ты не помнишь. Был у нас в Севастополе подрядчик.

— Хорошая бабочка.

— Хорошая. Доброй, жалостливой души. А ты знаешь, сколько ей годов? Ну, как 
думаешь?

— Да тридцать, не больше…

— Сорок с хвостом, вот сколько! — глянула на девушку прачка.

— Да что ты, тетенька!

— Ей-богу, не вру! Вон ее сын, лейтенант Егор Палыч.