Мордвинова произвели в вице-адмиралы и вновь назначили главным начальником 
Черноморского правления.

— Держись теперь, Федор Федорович, — говорил Ушакову его старый приятель Кумани.


— Плохо, Николай Петрович, держаться, коли за Мордвинова сам Зубов. И в 
Адмиралтейств-коллегии у него всё свои — графы. Ворон ворону глаз не выклюет!

— А ведь Голенкин и Пустошкин — члены Черноморского правления, — вспомнил 
Кумани. — Они поддержат.

— Э, ерунда! Кто такие Пустошкин и Голенкин? Мелкопоместные. У Пустошкина 
всего-навсего одиннадцать душ крестьян, а у Голенкина — семь.

— Слов нет, Мордвинов — богач. У него только здесь, в Крыму, в Байдарской 
долине, имение в пятнадцать тысяч десятин. А ведь оно не единственное. Должно 
быть, в России еще есть родовое поместье. Конечно, Мордвинов с мелкопоместными 
не считается…

В 1796 году умерла императрица Екатерина. На престол вступил Павел. Мордвинову 
и это оказалось на руку: как же, ведь его не любил Потемкин! Из флота выгнал 
Потемкин! Теперь забыли о том, что Потемкин так много сделал для Крыма и флота. 
И помнили только одно: он был любовником Екатерины!

А Ушакову опять плохо: его ценил Потемкин, одного имени которого не переносил 
Павел.

Через год врагов у Ушакова стало еще больше: опять выплыл наружу «граф» 
Войнович, тоже «пострадавший» при Потемкине. Его назначили членом Черноморского 
правления. И также дали чин вице-адмирала. А за что?

— Пока я бил турок, они оба били баклуши, — горько шутил Ушаков.

Графы получали чины безо всякого труда. А Ушаков продолжал делать свое дело — 
укреплять Севастопольский флот. Это тем более было необходимо, что обстановка в 
районе Средиземного моря становилась напряженной. Революция во Франции 
закончилась победой крупной буржуазии, которая стала стремиться к захвату чужих 
земель.

В начале 1797 года французский генерал Бонапарт занял принадлежавшие Венеции 
Ионические острова. Отсюда прямой путь был к черноморским берегам.

Тотчас же пошли слухи, будто Франция намерена заключить военный союз с Турцией: 
ведь Франция в течение ста лет неизменно поддерживала на Черном море 
Оттоманскую Порту.

Тревогу усиливали известия о том, что в Тулоне, Марселе и других французских 
портах Средиземного моря идет спешная подготовка к какой-то громадной морской 
экспедиции: собирается большой флот и десантные войска. В Петербурге 
предполагали, что удар будет направлен на наши черноморские берега.

И в феврале 1798 года Павел I приказал Ушакову усилить наблюдение за побережьем 
и привести Севастопольский флот в боевую готовность.

Спустя некоторое время Мордвинов прислал приказ о вооружении двенадцати 
кораблей. Бумага была написана так уклончиво, что из нее толком ничего нельзя 
было понять — чего же хочет главный начальник Черноморского флота. Он лавировал 
и так, и этак.

— Ваше превосходительство, я ничего не понимаю. Что же будем отвечать? — 
спросил флаг-капитан.

— А вот так и надо написать. Он научился там, в Англии, всяким словесным 
эволюциям, а вот мы ответим ему по-честному, по-русски!

И Ушаков продиктовал ответ:

«Я все предписания вашего высокопревосходительства желательно и усердно 
стараюсь выполнять и во всей точности, разве что определено нерешительно или в 
неполном и двойном смысле, чего собою без спросу вновь исполнить невозможно или 
сумневаюсь».

Флаг-капитан только усмехнулся.

— Ладно ли будет, Федор Федорович? — тихо спросил он.

— Ладно! С этими крючкотворами так только и говорить! — ответил адмирал и 
подписал письмо.