окна с берега доносились звуки зурны и тамбурина и пьяные крики: это гарнизон 
Калиакрии вместе с матросами праздновал рамазан. На берег еще с утра съехало с 
турецких кораблей много галионджи.

Весь турецкий флот спокойно стоял на якоре у Калиакрии, против мыса 
Калерах-Бурну, под защитою береговой батареи. Суда стояли в линии: капудан-паша 
— мористее, Саит-Али со своей варварийской эскадрой «Красного флага» — ближе к 
берегу. Опасаться неприятеля не приходилось: турецкий флот занимал выгодную 
наветренную позицию, — ветер дул с берега. Можно было спокойно предаваться 
удовольствиям шумного праздника.

Саит-Али курил, слушая, как за стеной его слуга-негр и грек-переводчик играют в 
мангалы[67 - Мангалы — турецкая игра, состоящая из доски с двенадцатью ямками, 
в которые перекладывают небольшие камушки, играя в чет и нечет.], и лениво 
думал о том, о сем. Мысли его были далеки от войны: он думал об Алжире, о своих 
двадцати восьми женах. И задремал.

…Саит-Али проснулся от какого-то крика и шума наверху. Он сурово нахмурил 
брови: кто там из этих ишаков напился так, что смеет стучать над его головой?

Не успел он спустить ноги на пол, как в каюту с перекошенным от страха лицом 
вкатился негр.

— Русские! Беда! Ушак-паша! — завопил он.

— Где? Что? — вскочил Саит-Али.

Он подбежал к окну, надеясь увидеть за строем кораблей капудан-паши русскую 
эскадру. Но за кораблями капудана на море не белело ни одного паруса. Зато ясно 
было видно, как на всех турецких кораблях суетятся люди.

И вдруг начала стрелять береговая батарея. Значит, русские в самом деле где-то 
близко.

В минуты опасности Саит-Али был хладнокровен. Он грубо оттолкнул негра, который 
растерянно совал ему то шпагу, то кинжал, не спеша сунул за пояс пистолет и 
быстро взбежал по трапу наверх.

Глазам Саит-Али представилась невероятная картина: обогнув мыс Калиакрия, шел в 
строе трех колонн Ушак-паша. Его низко сидевшие корабли неслись всей массой на 
эти шебеки, бригантины, кирлангачи и прочую турецкую мелочь, которая стояла у 
самого берега. Не обращая внимания на беспорядочную и малоощутимую пальбу 
береговой батареи, Ушак-паша упрямо шел напролом. Его план был понятен: он 
хотел стать между берегом и эскадрой и тем выиграть у турок ветер. План был 
прост, дерзок, но верен. Медлить нельзя было ни минуты. Приходилось вступать 
под паруса и уходить в море. Не собирать же теперь с берега матросов из всех 
домов и кофеен. На кораблях и без них оставалось достаточно команды. 
Невольники-мальтийцы, которые смотрели за парусами, были всегда на месте. Не 
съезжали на берег и английские офицеры, командовавшие корабельной артиллерией.

— Рубить якорные канаты! — приказал Саит-Али, хотя капудан-паша и без него уже 
догадался поднять такой сигнал всему флоту.

На турецких кораблях стоял переполох. В промежутках между выстрелами береговой 
батареи слышались истошные крики и ругань тысяч голосов. Каждый корабль 
старался поскорее разделаться с якорем, лечь под паруса и убраться в море, не 
заботясь о других. Малые суда перемешались с линейными кораблями. Все сбились в 
кучу, словно стадо овец при виде волка. В этой суматохе два 70-пушечных корабля 
столкнулись друг с другом. Один из них ударил бушпритом в корму соседа — прошил 
ее, как иглой.

Саит-Али наблюдал, как капудан-паша окончательно потерял голову. Гуссейн, 
видимо, не знал, что предпринять, — поворачивал то на один, то на другой галс. 
Наконец он остановился на правом галсе и стал выстраивать линию своих кораблей, 
точно собирался удирать в Варну.

А Ушак-паша тремя колоннами неотвратимо спускался на них.

Нерешительность капудана возмутила Саит-Али. Он и не подумал следовать за 
капуданом: Саит-Али был полон решимости драться с русскими. Ведь султан 
надеялся только на него! Ведь Саит-Али обещал привезти в Константинополь 
Ушак-пашу в цепях!

Саит-Али поворотил весь свой флот «Красного флага» на левый галс и стал 
выстраиваться в линию. Он смотрел в зрительную трубу — что станет делать 
Гуссейн?

Пристыженный капудан последовал за ним.

Саит-Али шел впереди всех. Он подал сигнал своему авангарду — наиболее