Следом пали Пронск и другие города, а их немало — Ростиславль, Борисов-Глебов, 
Переяславль-Рязанский, Ожск, Белгород, Ижеславец, Исады, Зарайск. Княгиня же 
Евпраксия с сыном Иваном, чтобы не попасть в руки Батыя, бросилась, говорят, с 
высокого храма и разбилась.

Рязанскую землю совершенно опустошили: «...град и земля Резанская изменися и 
отиде слава ея, и не было в ней ничто благо видети — токмо дым и пепел», — 
закончил свой рассказ очевидец.

Глубокая печаль охватила княжеский двор в Новгороде: мать Александра потеряла 
сразу почти всю родню. Александр был бессилен найти слова утешения. В сознании 
почему-то упрямо повторялась давно слышанная от матери поговорка:

У нас в Рязани Грибы с глазами. Их едят, А они глядят. Нет больше Рязани...

С этой поры Александр жил ожиданием — от гонца до гонца.

Не успели в Новгороде опомниться от страшных сообщений о разорении Булгарии и 
Рязанской земли, как новые посланцы привезли еще более горькие вести.

Татаро-монголы, оказывается, не ушли Е причерноморскую степь, а продвигались на 
север, в земли, где никогда не ступали кони кочевников. От разоренной Коломны в 
начале 1238 года они подступили к Москве. Александр знал московскую крепость 
Долгорукого.

По краю холма, обращенному к реке Неглинной, тянулся земляной вал, укрепленный 
по склону дубовыми бревнами. Но что значили эти укрепления, если, говорят, 
татар не счесть. Москвичи стойко оборонялись со своим воеводой Филиппом Нянка, 
но были побеждены и перебиты, «и мужи, и жены, и дети», — «от старца и до 
сущего младенца».

Следующий вестник был из Владимира и знал только, что когда конные полчища 
направились к Владимиру и татарские послы предложили великому князю Юрию 
лицемерный мир, он счел, что «брань славна лучше мира стыдна», и решил попытать 
счастья в полевом сражении. Выйдя из города с дружиной, он направился к 
новгородскому пограничью и расположился станом на реке Сити, где поджидал своих 
братьев — Ярослава с переяславскими полками и юрьевского князя Святослава с 
дружиною.

Потом долго не было известий ни из Владимира, ни с Сити. Наконец из ситьского 
стана прибыл гонец. Он и поведал о гибели родного края.

Во Владимире затворились Всеволод и Мстислав, сыновья великого князя, его жена 
Агафья Всеволодовна, сестра черниговского Михаила, епископ Митрофан, боярство. 
Земляные валы и стены Владимира протянулись почти на семь километров, на треть 
больше, чем в самом Киеве. Эти стены и валы 20-метровой ширины и 7-метровой 
высоты служили защитой 40 тысячам горожан. Стена каменная и высокая, но 
слабовата — толщиной менее метра. Разве выдержит она удар камнемета? И что 
могли несколько тысяч воинов против стоявших бору подобно кочевников? 3 февраля 
татарские разъезды были уже у Золотых ворот. Они прокричали горожанам: Где 
князья рязанские? Где ваш князь? Все они нами смерти преданы!

В ответ посыпались стрелы...

Пока одни рати окружали город тыном и осадными машинами, подготавливая штурм, 
другие рассеялись по всему княжеству.

С боями, пожарами опустошили враги в течение — месяца и Боголюбово, и Суздаль, 
и Переяславль, и Ростов, и Ярославль, и Тверь... Пятнадцать лучших городов, не 
считая сел и весей. Немало жителей перебили, а остальных, и женщин, и детей 
«вели босых и беспокровных, издыхающих от мороза» в свои страны.

Владимир пал в отчаянной борьбе, продолжал свой рассказ гонец. По примету из 
наваленных деревьев и хвороста враги ворвались в его западную, княжескую, часть 
у Золотых ворот, со стороны реки Лыбеди — к Орининым и Медяным воротам и от 
Клязьмы — к Волжским воротам. Так взяли они Новый город. Тогда защитники 
отступили за валы старого Печерного города, у стен которого в последней схватке 
с врагами погибли сыновья Юрия, а их мать, бояре, духовенство и горожане 
укрылись в Успенском храме богородицы. Но храм был подожжен, «и тако огнем без 
милости запалены быша»; татары, «силою отвориша двери церковные», перебили ВСРХ 
еще уцелевших от огня, «оружием до конца смерти предаша». Столица 
Владимиро-Суздальской Руси с ее замечательными памятниками архитектуры и 
живописи, o ремесла и письменности подверглась разграблению.

Успенский собор... Александр хорошо помнил его. Он был воздвигнут Андреем 
Боголюбским, который велел украсить церковь «дивно многоразличными иконами и 
драгим каменьем без числа, и сосуды церковными и верх ея позлати». Он высился 
над Владимиром и был виден на добрый десяток километров из-за Клязьмы. 
Соперничая с Киевом, Андрей соорудил храм выше киевской Софии. Это был самый 
высокий храм на Руси и тоже, как София, с двенадцатиоконной главой. Строители,