| |
а оттуда должны были прислать ему сильные подкрепления, чтобы усилить его
перед походом во Францию.
20 августа Суворов писал графу П. А. Толстому: «Намерение мое было, взимая от
Корсакова 10 000 по окончании утвердить границу и изготовить вступление всеми
силами во Францию через Дофине, где верно до Лиона нам уже яко преданы были».
На следующий день (21 августа) он пишет о том же Ф. В. Растопчину: «…докончить
с Италией начисто, закрыть ее границу диверсией),[123 - Диверсия – здесь в
смысле военного маневра, производимого вдали от действия главных сил с целью
отвлечь силы противника с главного театра военных действий.] но и целой
операциею на Лион… Иначе здешняя Австрийская армия с бештимтзагером пойдет под
унтер-кунфт, откуда будут ее гнать до Кампоформио (в октябре 1797 года в
местечке Кампоформио австрийцы вынуждены были подписать с Наполеоном позорный
мир. – К. О.) да и найдет ли кто их генералов, чтоб не был мерсенер и
бродфрессер?».
Как не удивляться вещему предвидению Суворова! Только на этот раз постыдный мир
с Францией был подписан австрийцами не в Кампоформио, а в Люневиле (в феврале
1801 года).
Предвидя, что с Суворовым будет не так-то легко сговориться, австрийцы
поставили его перед совершившимся фактом: извещая его о новом распределении сил,
гофкригсрат присовокупил, что ему надлежит торопиться, потому что эрцгерцог
уже начал выводить из Швейцарии свои войска.
Суворов был потрясен. Не говоря о политической стороне замысла, он ясно видел
чисто военные трудности. Надо было хоть приготовиться к новой кампании,
обзавестись необходимым для горной войны снаряжением, горными орудиями,
понтонами, амуницией; русские войска не были привычны к условиям военных
действий в горах, никто из них не знал местности.
«Сия сова не с ума ли сошла, или никогда его не имела», с негодованием писал он
о Тугуте.
Новому посланнику в Вене, Колычеву, он слал одно за другим возражения против
немедленной переброски его армии в Швейцарию.
«Барон Тугут, как не Марсов сын, может ли постигнуть?… Тугуту не быть, или
обнажить его хламиды несмыслия и предательства. Коварные замыслы Тугута все
более обнаруживаются».
Он пытался даже воздействовать непосредственно на эрцгерцога Карла. «Я уверен,
– писал он ему, – что ваше высочество по вашей ревности к общему благу, не
поспешите исполнением такого повеления» (то есть о немедленном выводе войск).
Но все было напрасно. Правда, эрцгерцог оставил временно в Швейцарии 20 тысяч
человек под начальством генерала Готце, но при этом и Массена получал двойное
превосходство сил. Зная энергию французов, Суворов не сомневался, что
французский главнокомандующий постарается использовать создавшуюся ситуацию.
«Хотя в свете ничего не боюсь, – писал Суворов, – скажу: в опасности от Массены
мало пособят мои войска отсюда, и поздно». Надо было спешить на помощь
Римскому-Корсакову. Скрепя сердце он отдал распоряжение к походу.
«В сентябре […] последовал поход Суворова, в котором, по образному и сильному
выражению этого старика-солдата, „русский штык прорвался сквозь Альпы“,[124 - К.
Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. XI, ч. II, стр. 13.] пишет Энгельс.
XIV. Швейцарский поход
В военной истории человечества мало можно найти столь драматических эпизодов,
как швейцарский поход Суворова. Все соединилось здесь против русской армии:
ледяная стужа; непроходимые горы и стерегущие бездонные пропасти, энергичный,
гораздо более многочисленный враг, отсутствие припасов, одежды и патронов;
незнание местности и непривычка к горным условиям; наконец, изменническая
политика Австрии…
И, несмотря на это, отряд Суворова не растаял, не погиб, а вышел из окружения;
полководец перенес все тяготы наравне со своими солдатами, а солдаты проявили
такую исполинскую мощь духа, такую стойкость, что их героический марш в тесно
сжатом кольце врагов поразил всю Европу.
Противник русских в Швейцарии, один из любимых наполеоновских маршалов, Массена,
впоследствии с завистью говорил, что отдал бы все свои победы за один
швейцарский поход Суворова.
Когда все старания фельдмаршала отложить поход оказались тщетными, было
|
|
