Такие действия австрийцев вызвали резкое недовольство населения. Между тем 
популярность Суворова не ослабевала. Он уважал национальные обычаи, да и личное 
поведение его нравилось миланцам: он интересовался городом, с уважением отнесся 
к памятникам искусства и к духовенству. Вообще в этот период он как бы даже 
щеголял религиозностью. Это не помешало ему, впрочем, при встрече с одним 
католическим священником сперва смиренно поцеловать ему руку, а потом велеть 
дать ему пятьдесят палок вследствие жалоб местного населения.




* * *



Итак, можно было подводить первые итоги: за десять дней Суворов прошел 100 
верст, выиграл сражение, завоевал Ломбардию. «Русский Аннибал избавляет Италию 
с такой же скоростию, как наказывал карфагенский» – метко выразился П. В. 
Завадовский.

План гофкригсрата – дойти в конце кампании до реки Адды – был уже превышен. 
Барон Тугут недаром писал: «Нам могут поставить в упрек, что до прибытия 
Суворова мы испытывали лишь поражения, а с ним имели только успех». Но Суворов 
мечтал о походе на Париж, и первой предпосылкой этого похода было недостигнутое 
еще уничтожение французских армий в Италии.

Перед ним был торопливо отступавший Моро; из средней Италии приближалась свежая 
сорокатысячная армия Макдональда; в тылу остались сильные французские крепости. 
Против кого обрушить главные силы? Гофкригсрат назойливо слал инструкции с 
требованием во что бы то ни стало взять крепости. Вопреки этому, Суворов 
устремился навстречу полевой армии противника, но отделил больше половины войск 
для осадных действий.

Военные историки, приписывающие Суворову «скептическое» отношение к роли 
крепостей, ссылаются на одно высказывание, найденное в его заметках: «Нет земли 
на севере, которая бы так усеяна была крепостями, как Италия; и нет опять земли,
 которая бы, по истории, была так часто завоевана». Но полководец хотел этими 
словами дашь подчеркнуть, что нельзя слишком полагаться на крепости, что нельзя 
заведомо обречь себя на пассивность. А то, что овладение крепостью – если оно 
сочетается с активными действиями полевой армии и позволит в дальнейшем создать 
еще одну точку опоры в общем развитии наступательных действий – является 
несомненным успехом, это вытекает из многих недвусмысленных личных заявлений 
Суворова.

Так, в связи со взятием Пескиеры он писал 29 апреля императору Павлу: «сим 
завоеванием мы господа на озере ди– Гардо и над коммуникациями…», по поводу 
Тортоны: «маркиз Шателер овладел крепостью Тортоной, ключей Пиемонта»; в мае 
Суворов доносит австрийскому императору о взятии крепости Иврея в таких 
выражениях: «крепость сия обеспечивает для нас долину Аостскую»; о Мантуе он 
писал, что эта крепость «толико важна» для операций, и т. д. и т. д.

Нельзя упускать из виду и того, что, завоевывая крепости, Суворов захватывал 
большие запасы орудия и продовольствия (а это было очень важно). В одном Турине 
было захвачено 959 пушек, 60 000 ружей и т. д. Всего было взято в крепостях 2 
000 пушек и «знатное количество амуниции, артиллерийских зарядов и пороху».

Однако придавая большое значение ликвидации неприятельских крепостей, Суворов 
далеко не все их использовал в своих целях. Стремясь свести к минимуму утечку 
сил из операционной армии, он занимал гарнизонами не все крепости (некоторые он 
приказывал взрывать), самые же гарнизоны назначал очень небольшие. Тем самым он 
возлагал на них функции чисто пассивной обороны, оставляя зато больше 
возможностей для полевой, операционной армии. По большей части гарнизон 
назначался из нескольких сот человек (в Милан – батальон, в Пьяченцу – 6 рот, в 
Пичигетону – батальон и т. п.), и только в Турин было назначено 8 000 да в 
Мантую 5 000 человек.

Таким образом, общее уменьшение численности полевой армии не было особенно 
велико (примерно 15 %). Количество же опорных пунктов было очень большим. 
Пункты эти выбирались чрезвычайно умело; достаточно указать на то, что Суворов 
дважды требовал серьезного укрепления форта Бард (на путях, ведущих из 
Швейцарии в Италию), а годом позже этот форт своим упорным сопротивлением едва 
не сорвал всего наполеоновского замысла (уже после блестящего перехода 
Наполеона через Альпы).

Проведя два дня в Милане, он выступил с армией всего в 36 тысяч человек. Зато 
половину их составляли русские дивизии, которых так нетерпеливо ждал 
фельдмаршал и которые отстали отчасти из-за позднего выступления из России, 
отчасти из-за нераспорядительности австрийского интендантства. («Задние 
российские войска еще к нам не поспели, – сообщал Суворов, – но еще и тут