отчаяния». Иностранцы недаром отзывались, что русские батальоны «обладали 
твердостью и устойчивостью бастионов».

Предстояла гигантская борьба, и Суворов был далек от недооценки своего 
противника.

Нелегкая задача его становилась еще гораздо более трудной оттого, что большую 
часть вверенной ему армии составляли австрийские войска, а военная система 
австрийцев была в корне иной. Типичные представители «методизма», австрийцы 
силились все многообразие сражения вместить в узкие рамки кабинетной диспозиции.
 «Die erste Kolonne marschiert»,[110 - «Первая колонна марширует»] как осмеивал 
много лет спустя эту систему Лев Толстой. Австрийцы предпочитали быть побитыми, 
но по правилам военной науки. Суворов же делал выбор в пользу «знатной 
виктории», хотя бы и противоречащей теории. Австрийцы избегали крупных потерь, 
уклоняясь от сражения, а русский полководец не признавал «ретирады» и считал, 
что часто кровавый бой есть кратчайший путь к миру.

В своих обращениях к солдатам он пояснял, что случилось «большое злое дело», 
что «бездарные и ветреные французишки» своего короля «нагло до смерти убили», и 
вследствие этого возникла война.

В какой-то мере он, несомненно, и сам верил в подобное объяснение причин войны. 
Австрийское же правительство стремилось «ниспровергнуть беззаконное правление» 
во Франции в целях обеспечения феодально-консервативного режима в Австрии; при 
этом оно ставило перед собой непосредственно захватническую цель: завладеть 
рядом итальянских провинций. Суворов был неподходящим партнером в этой игре, и 
австрийцы соответственно с этим определили отношение к нему.

Суворовский план кампании против могущественного противника отличался 
исключительной глубиной и целеустремленностью и может служить прекрасным 
образцом его стратегии. Австрийский император ставил перед ним задачу 
обезопасить австрийские владения в Италии и территорию самой Австрии. Но 
Суворов смотрел на предстоящую кампанию иначе: как на необходимый первый этап 
борьбы, как на подготовку решительного удара, который должен перенести военные 
действия к берегам Сены. Суворов имел в виду организовать в дальнейшем общее 
наступление на Францию и привел в соответствие с этой главной своей идеей все 
мероприятия. Наступление в Италии должно было отвлечь силы неприятеля из 
Швейцарии и из долины Рейна и тем содействовать активности союзников на этих 
театрах войны. Исходя из этого, Суворов выбрал главное операционное направление 
на Брешию – Милан: захват Милана означал перерыв сообщений между французскими 
армиями, действовавшими в Италии и в Швейцарии; Суворов же устанавливал связь с 
рейнской и швейцарской группировками австрийцев (в Швейцарии имелся русский 
корпус) и одновременно приближался к Савойе, через которую он намеревался 
совершить вторжение во Францию.

Наконец все процедуры были проделаны, и после десятидневного пребывания в Вене 
старый фельдмаршал выехал в действующую армию.




* * *



В итальянской армии насчитывалось 66 тысяч австрийцев и 17 800 русских: 14 200 
человек пехоты, 2 800 казаков и 800 артиллеристов (впоследствии к ним еще 
прибавился русский десятитысячный корпус Ребиндера). Австрийцами командовал 
генерал Мелас. Командирами дивизий были: Вукасович, Отт, Цопф, Фрелих, 
Гогенцоллерн и Кейм.

Французов было около 90 тысяч;[111 - Соотношение сил противников дано на 
основании рапорта Суворова от 27 апреля 1799 года.] римской и неаполитанской 
армиями французов командовал даровитый Макдональд; во главе североитальянской 
армии стоял нелюбимый солдатами, неспособный и дряхлый генерал Шерер с 28 
тысячами человек. Впрочем, этот Шерер в марте 1799 года наголову разбил Меласа, 
потерявшего при этом 20 тысяч человек.

Суворов быстро приближался к фронту, обгоняя по пути колонны войск. То и дело 
он вздыхал и корчил гримасы: это были не его стремительные отряды. Бесконечные 
обозы плелись в хвосте русских полков: многие офицеры везли с собой жен, вместо 
денщиков – целые штаты дворни; иные вели даже своры борзых для охоты.

С появлением Суворова все преобразилось, как по мановению волшебного жезла. 
Медленное продвижение сменилось быстрыми маршами; за 18 дней войска сделали 520 
верст, совершая иногда переходы по 60 верст в сутки. Истоптанная в предыдущих 
переходах обувь развалилась; многие офицеры и солдаты шли босиком. Тех, кто не 
выдерживал марша, везли на повозках, Суворов приказал снять введенные Павлом 
букли и искусственные косы; и солдаты с наслаждением подставляли южному солнцу 
свои природные шевелюры.