На языке Сунорова это означало, что он постарается спасти офицера. При первом 
удобном случае он ходатайствовал перед Павлом за человека, которого никогда не 
видел в глаза, и добился полного прощения его.

Для тех, кто не понимал глубокого смысла суворовских «чудачеств», его поведение 
в этот приезд представлялось необъяснимым: он не терял больше шляпы, не 
цеплялся шпагой за дверцы кареты, не заболевал во время разводов. Но все это 
было вполне естественно: теперь не было уже нужды в его протесте, а раздражать 
попусту императора он вовсе не собирался. Однако он ни в чем не уклонился от 
прежних позиций. Капитулировать пришлось Павлу, который заявил Суворову:

– Веди войну по-своему, как умеешь.

В устах деспотичного императора это были необычайные слова; надо полагать, они 
дались ему с немалым трудом, и, быть может, память о них послужила через год 
одной из причин новой, и последней, опалы полководца.

Однако, давая на словах Суворову «полную мочь», Павел в то же время готовил для 
него путы. Генералу Герману было доверительно сообщено императором: «Венский 
двор просил меня начальство над союзными войсками вверить графу Суворову. 
Предваряю вас, что вы должны будете во все время его командования иметь 
наблюдение за его предприятиями, которые могли бы повести ко вреду войск и 
общего дела, когда будет он слишком увлекаться своим воображением, заставляющим 
его иногда забывать все на свете».

К счастью, Германа вскоре перевели в Голландию, где он, командуя отборными 
полками (в том числе суворовскими фанагорийцами), потерпел целый ряд 
сокрушительных поражений от французов.[106 - Саксонец родом, Герман поступил в 
русскую службу в 1769 году и вскоре отличился на Кубани. Он был честным, но 
высокомерным и нерешительным человеком. Прекрасный картограф, он не обладал 
дарованиями полководца. Посланный в Голландию, он был разбит при Бергене в 
сентябре 1799 года и попал в плен. Умер он в 1801 году. В 1791-92 гг., когда 
Суворов находился в Финляндии, Герман, бывший тогда в чине генерал-майора, 
являлся его заместителем.]

Суворов покинул Петербург в конце февраля. По пути в Вену он сделал остановку в 
Митаве, где проживал бежавший из Франции претендент на французский трон – 
будущий король Людовик XVIII.

Дело не обошлось без «странностей». Фельдмаршал зашел в солдатскую казарму, 
пообедал к вящему ужасу своих провожатых из одного котла с солдатами и затем 
поехал во дворец к королю-претенденту.

Людовик впоследствии отзывался о Суворове, как о великом военном гении, но 
наряду с этим рассказывал про его «причуды, похожие на выходки 
умопомешательства, если бы не исходили из расчетов ума тонкого и 
дальновидного»; этот отзыв делает честь проницательности Людовика.

Кроме Митавы, Суворов остановился ненадолго в Вильно. Там стоял его любимый 
Фанагорийский полк. Старый полководец побежал по рядам, подзывал знакомых 
солдат, целовался и разговаривал с ними. Гренадер Кабанов выступил вперед и от 
имени всех солдат просил взять полк в Италию Суворов был растроган, но ответил, 
что без императора не может этого сделать.

14 марта он прибыл в Вену. Начиналась итальянская кампания.

Приезд Суворова всколыхнул всю Вену. Огромные толпы теснились перед окнами 
русского посольства, где остановился знаменитый полководец. Из уст в уста 
передавали, что в отведенных Суворову комнатах не оставлено ни одного зеркала и 
предметов роскоши, что в качестве постели для русского фельдмаршала привезли 
охапку сена, что он встает до рассвета и в 8 часов утра уже обедает. Все эти 
толки были верны. Суворов и в австрийской столице ни в чем не изменил своих 
привычек. Отчасти здесь был свой умысел – «расчеты ума тонкого и дальновидного»,
 как выразился Людовик XVIII. Суворов давал понять тем, кто его призвал, что во 
всем остается верен себе. Он знал, что в Вене его постараются лишить свободы 
действий, и не ошибся в этом.[107 - Стремлением Суворова подчеркнуть 
неизменность своих привычек и вместе с тем проявить пренебрежение к 
австрийскому императору следует объяснить любопытный факт, приводимый в 
записках графа А. И. Рибопьера («Русский архив», 1877, кн. IV). Когда Суворов 
проезжал по улицам Вены, толпы народа приветствовали его возгласами: «Виват 
Суворов!» Фельдмаршал в ответ непрерывно восклицал: «Виват Иосиф!» Сидевший 
рядом с ним русский посланник встревоженно останавливал его, говоря, что в 
Австрии царствует сейчас Франц, а император Иосиф давно умер. Однако Суворов 
каждый раз отмахивался: «Помилуй бог, не упомню» – и снова принимался кричать: 
«Виват Иосиф!», как бы показывая, что он вовсе не намерен утруждать себя 
запоминанием таких «незначащих» фактов, как имя австрийского императора.]

Все военные вопросы в австрийской армии решал придворный совет – гофкригсрат. 
Даже в ту пору, когда во главе его стояли люди с громкой боевой славой – 
Монтекукули, Евгений Савойский, – гофкригсрат приносил больше вреда, чем пользы.