тревогой, ждал приезда Суворова. Он потребовал, чтобы его уведомили, как только 
фельдмаршал появится в столице.

Суворов приехал вечером. Павел уже лег, когда ему доложили об этом. Он вышел, 
сказал, что принял бы Суворова тотчас, но уже поздно, и он переносит аудиенцию 
на утро. В 9 часов Суворов с Горчаковым вошли в приемную. По дороге в Петербург 
старый полководец понаблюдал новое устройство армии, и все виденное только 
укрепило его в принятом решении.

Окинув взором расфранченных, важничавших генералов, он тотчас же приступил к 
обычным «шалостям»: одному сказал, что у него длинный нос, другого с удивлением 
расспрашивал, за что он получил чин и трудно ли сражаться на паркете; с царским 
брадобреем, крещеным турком Кутайсовым, заговорил по-турецки.

Аудиенция у императора длилась больше часа. Павел проявил небывалое терпение, 
десятки раз намекая, что пора бы Суворову вернуться в армию. Фельдмаршал 
оставался глух. В первый раз Павел опоздал на развод, все пытаясь уломать 
несговорчивого старика. К разводу был приглашен и Суворов. Снова началось 
ухаживание государя за фельдмаршалом: вместо обычного учения солдат водили в 
штыки. Суворов почти не глядел на учение, подшучивал над окружающими и, наконец,
 уехал домой, несмотря на испуганные заклинания Горчакова, что прежде государя 
никто не смеет уходить с развода.

– Брюхо болит, – пожал плечами Суворов.

Три недели, проведенные им в Петербурге, были подобны этому дню. Он издевался 
над новой, неудобной формой, путался шпагой в дверцах кареты, ронял с головы 
плоскую шляпу; на разводах он вдруг принимался читать молитву: «Да будет воля 
твоя».

В это время произошел характерный диалог между ним и графом Растопчиным.

– Кого вы считаете самым смелым человеком? – спросил Растопчин.

– Трех смелых людей я знаю на свете: Курций, Долгорукий и староста Антон. 
Первый прыгнул в пропасть, Антон ходил на медведя, а Долгорукий не боялся царю 
говорить правду.[103 - По преданию, в 362 году до нашей эры в середине римского 
форума вдруг возникла трещина, которую было невозможно заполнить. Прорицатель 
заявил, что Риму угрожает страшная опасность, пока существует трещина, 
заполнить же ее можно только высшим благом Рима. Юноша Курций со словами: 
«Высшее благо Рима – это храбрость и оружие», бросился в полном вооружении в 
трещину, после чего земля тотчас сомкнулась. Такова легенда о Курции.Яков 
Федорович Долгорукий был одним из приближенных Петра I. Сохранились рассказы о 
том, как Долгорукий мужественно возражал Петру и будто бы даже однажды разорвал 
указ, подписанный царем. Царь сказал о нем: «Князь Яков в сенате прямой 
помощник. Он судит дельно и мне не потакает. Без краснобайства режет прямо 
правду, несмотря на лицо».]

Пребывание в Петербурге становилось явно бесцельным. Бедный Горчаков выбился из 
сил, пытаясь сгладить перед государем постоянные резкости Суворова. В конце 
концов фельдмаршал прямо попросился обратно в деревню; Павел с заметным 
неудовольствием дал разрешение.

Поездка в столицу имела все же положительные следствия: во-первых, с Суворова 
был снят надзор, во-вторых, фельдмаршал стряхнул овладевшую было им хандру. В 
первое время по возвращении его настроение было ровное и хорошее. Он ездил в 
гости к соседям, толпами сбиравшимся поглазеть на диковинного старика. Это, 
конечно, раззадоривало Суворова, и он вволю «чудачил».

Сохранился правдоподобный анекдот, записанный со слов одного кончанского 
старожила. Некий помещик приехал в гости к отставному фельдмаршалу на восьми 
лошадях. Добившись согласия на ответный визит, он зазвал в назначенный день всю 
округу, слетевшуюся взглянуть на опальную знаменитость. Каково же было всеобщее 
удивление, когда показался Суворов на восьмидесяти лошадях цугом: форейтор 
полчаса сводил лошадей в клубок, пока вкатилась бричка с седоком. Обратно 
фельдмаршал уехал на одной лошади.

В этот период Суворов много занимался хозяйством, но заботой о крестьянском 
хозяйстве не ограничивались его занятия. Он много читал, требовал присылки то 
державинских од, то Оссиана,[104 - Оссиан – легендарный герой кельтского 
народного эпоса, с именем которого связано большое количество преданий. Поэмы 
Оссиана в вольной обработке Джемса Макферсона пользовались громадной 
популярностью в XVIII веке.] выписывал газеты и жадно следил за бушевавшей над 
Францией военной грозой. Суворов быстро оценил первые успехи Бонапарта и тогда 
же произнес свою известную фразу:

– Далеко шагает мальчик! Пора унять…

С течением времени он все более высоко ставил военный гений французского 
полководца. Это проявлялось даже в манере говорить о нем: сперва Суворов