И он же выразил общее мнение в смелых строках;

		Всторжествовал – и усмехнулся
		Внутри души своей тиран,
		Что гром его не промахнулся,
		Что им удар последний дан
		Непобедимому герою,
		Который в тысячи боях
		Боролся твердой с ним душою
		И презирал угрозы страх.

В армии воцарилась глубокая, безнадежная скорбь. Старые ветераны украдкой 
рыдали.

Особенно велико было отчаяние старых «чудо-богатырей» – фанагорийцев, 
апшеронцев, суздальцев, проделавших вместе с Суворовым легендарные походы.

Но приходилось таиться: дворянско-крепостническая павловская Россия мстила 
полководцу даже после его смерти. В официальном правительственном органе – 
«Петербургских ведомостях» – не было ни единым словом упомянуто ни о смерти, ни 
о похоронах генералиссимуса.

Павел приказал похоронить тело Суворова в Александро-Невской лавре. Похороны 
были назначены на 11 мая; император перенес их на 12 мая.

Густые толпы народа провожали останки полководца; почти все население 
Петербурга собралось здесь. Это не были праздные зеваки; по свидетельству 
очевидцев, на всех лицах была написана неподдельная скорбь. И тем ярче 
бросалось в глаза, что в грандиозной торжественной процессии не участвовали ни 
придворные, ни сановники.

Некоторые из присутствовавших читали эпитафию, составленную князем 
Белосельским:

«Изображение генералиссимуса князя Италийского.

…Дух истинного любомудрия наставил его, с юных самых лет, пренебрегать мнениями 
людей и довольствоваться одним заключением потомства.

…Предавшись военной славе, он посвятил ей все: богатство, покой, забаву, любовь 
и даже родительское чувствие.

…Не тут ли театр славы сильного Бонапарте? Тут! Но преобрази годы в месяцы, а 
месяцы во дни и поймешь превыспренность[140 - Превыспренность – в смысле: 
превосходство.] князя Италийского.

…Минчио, Адда, Треббия, Сен-Готард, Тейфельсбрик,[141 - Тейфельсбрик – Чортов 
мост.] Гларис… Ты, храбрый и злочастный Макдональд, вы, столь прежде славные 
Моро, Жубер, Массена… Довольно вас именовать. Блажен, что на Суворова не идет!

…Суворов достиг предмета и теперь стал превыше всех жребий и времен. Желал ли 
он почестей? Он почти обременен ими. Хотел ли одной славы? Он в ней погружен».
[142 - Впрочем, еще более популярна стала вскоре другая эпитафия, написанная А. 
С. Шишковым. («Русская старина», 1871, № 11, стр. 588–589). Приводим ее (с 
сокращениями):Остановись, прохожий!Здесь человек лежит, на смертных не 
похожий;На крылосе, в глуши, с дьячком он басом пелИ славою как Петр иль 
Александр гремел.Ушатом на себя холодную лил водуИ пламень храбрости вселял в 
сердца народу.Не в латах, на конях, как греческий герой.Не со щитом златым, 
украшенным всех паче,С нагайкою в руках и на казацкой клячеВ едино лето взял 
полдюжины он Трой.…С полками там ходил, где чуть летают птицы.Жил в хижинах 
простых и покорял столицы.…Одною пищею с солдатами питался,Цари к нему в 
родство, не он к ним причитался.Был двух империй вождь; Европу удивлял,Сажал 
царей на трон, – и на соломе спал.]

Другие повторяли сделанный кем-то подсчет военных трофеев Суворова: в 
результате совершенных им 20 походов он взял у противников 609 знамен, 2 670 
пушек, 107 судов и 50 тысяч пленных.

Воинские почести повелено было отдать рангом ниже: как фельдмаршалу, а не как 
генералиссимусу. В погребальной церемонии участвовали только армейские части. 
Гвардия назначена не была будто бы вследствие усталости после недавнего парада.

В десятом часу утра гроб с останками великого русского полководца был вынесен 
из дома, водружен на катафалк и медленно двинулся посреди расставленных 
шеренгами батальонов и плотных масс народа.

Последний переход Суворова… Лица солдат как бы окаменели…

На катафалке, на бархатных подушках, были разложены ордена умершего полководца: 
Андрея Первозванного, Георгия 1-й степени, Владимира 1-й степени, Александра