им генералов, сбивался в изложении итальянской кампании (хотя ясно помнил 
турецкие войны), часто не узнавал окружающих. Разум его угасал. От слабости он 
иногда терял сознание и приходил в себя только после оттирания спиртом.

Через два дня после прибытия Суворова в Петербург император распорядился 
отобрать у него адъютантов. Лишь немногие осмелились посетить умирающего героя. 
Время от времени наезжали с официальными поручениями посланцы от Павла: узнав, 
что дни полководца сочтены, он проявил к нему скупое, лицемерное участие. 
Однажды император прислал Багратиона справиться о здоровье полководца. Суворов 
долго всматривался в своего любимца, видимо не узнавая его, потом взгляд его 
загорелся, он проговорил несколько слов, но застонал от боли и впал в бредовое 
состояние.

Жизнь медленно, словно нехотя, покидала истерзанное тело. Неукротимый дух все 
еще не хотел признать себя побежденным. Когда Суворову предложили причаститься, 
он категорически отказался, не веря, что умирает; с большим трудом окружающие 
уговорили его причаститься. Приезжавший врач, тогдашняя знаменитость, Гриф 
поражался этой живучести. Как-то Горчаков сказал умирающему, что до него есть 
дело. С Суворовым произошла мгновенная перемена.

– Дело? Я готов, – произнес он окрепшим голосом.

Но оказалось попросту, что один генерал желал получить пожалованный ему орден 
из рук генералиссимуса. Суворов снова в унынии откинулся на подушки. По целым 
часам он лежал со сжатыми челюстями и закрытыми глазами, точно пробегая 
мысленным взором всю свою трудную жизнь. Древиц… Веймарн… Прозоровский… Репнин… 
Потемкин… Нико– лев… Павел I… Тугут – длинная вереница людей, присваивавших его 
лавры, мешавших его победам, истязавших его солдат, заслонявших от него народ, 
хотя все свое военное искусство он основал на тесной связи с народом. Однажды 
он вздохнул и еще внятно произнес:

– Долго гонялся я за славою. Все мечта!

На последней поверке слава оказалась недостаточной платой за полную чашу 
горестей и за растраченные исполинские силы; но в свой смертный час Суворов 
отыскал другие результаты, иное оправдание прожитой жизни: служение отчизне, а 
через нее и человечеству.

Смерть подступала все ближе. На старых, давно затянувшихся ранах открылись 
язвы; началась гангрена. Суворов метался в тревожном бреду. С уст его срывались 
боевые приказы. И здесь не покидали его призраки последней кампании. В забытьи, 
при последних вспышках воображения он исправлял ошибки австрийцев, осуществлял 
поход на Геную. В последнем исступленном усилии он прошептал:

– Генуя… Сражение… Вперед…

Это были последние слова Суворова. Он еще судорожно дышал, ведя свою последнюю 
борьбу. Во втором часу пополудни 6 мая 1800 года дыхание прервалось на 
полувздохе.

В обтянутой черным крепом комнате водворили набальзамированное тело полководца. 
Вокруг были разложены на стульях все ордена и отличия. Лицо Суворова было 
спокойно; при жизни у него давно не видели такого выражения.

Весть о кончине Суворова произвела огромное впечатление. Толпы народа теснились 
перед домом Хвостова; многие плакали.

На другой день после кончины Суворова Державин писал Львову: «Вот урок, вот что 
есть человек!»

Недавно воспевавший полководца:

		Твой ли, Суворов! се образ побед?
		Трупы врагов и лавры твой след…

он теперь посвятил ему прочувствованное стихотворение «Снигирь»:

		Что ты заводишь песню военну,
		Флейте подобно, милый Снигирь?
		С кем мы пойдем войной на Гиенну?
		Кто теперь вождь наш, кто богатырь?
		Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?
		Северны громы в гробе лежат.
		Кто перед ратью будет, пылая,
		Ездить на кляче, есть сухари;
		В стуже и в зное мечь закаляя,
		Спать на соломе, бдеть до зари;
		Тысячи воинств, стен и затворов
		С горстью Россиян все побеждать?